Но не надо воспринимать это как травлю. Это – светское развлечение. Как танцы и карты. Вы не сговаривались, среди гостей на балу нет единомышленников. Каждый из вас одинок и воюет против всех. Общественное мнение завтра может обернуться против любого точно так, как сегодня оно обернулось против Чацкого. А против кого вы будете дружить завтра? Против Софьи? Молчалина? Фамусова? Графини-внучки? Горичей? Тугоуховского? Даже сама Хлестова может попасть под общие насмешки. Но сегодня гонят Чацкого. У вас – общая жертва. Пока под ударом – он, каждый из вас спасся. Но если завтра раздосадованный Чацкий расскажет о Софье и ее отношениях с Молчалиным, о его сумасшествии тут же забудут и станут гнать уже ее. Вот такие светские пятнашки. Понимаете?

Артисты кивнули. «Да», «ага», «угу» – послышалось вразнобой.

– Тогда еще раз – сначала! Третье действие, явление 21!

Летал мячик. Звучали реплики. Герои обращались друг к другу, а не просто проговаривали текст. Но, когда очередь дошла до Компетентного Бориса, оказалось, что тот опять не помнит своих слов. Вдобавок он уронил распечатку, не поймал мячик и стоял посреди комнаты, хлопая глазами.

– Есть такая примета, – сказал Владимир, подбирая «сплетню», – если до премьеры роль упала на пол или на землю – да неважно куда, – надо на нее сначала сесть и только потом поднять.

Компетентный Борис исподлобья поглядел на режиссера, ожидая подвоха.

– В каком смысле – сесть? – спросил он.

– В прямом. Пятой точкой.

– Действительно есть такая примета, – неожиданно пришла на помощь Ядвига, – самая действенная. В одном городе был театр, я там работала помощником режиссера. Вот какая там история случилась. Наш ведущий актер стоял на остановке автобуса и учил роль. И вдруг налетел ветер и вырвал у него из рук несколько листков. Была оттепель, март месяц. Листки упали – какой в лужу, какой на проезжую часть попал. А актер был немолодой, заслуженный, известный всему городу. И вот он, кряхтя и чертыхаясь, на глазах у всей остановки присаживался на каждый листок по очереди.

– И в лужу? – ахнула Ульяна.

– И в лужу. Зато, когда спектакль возили на фестиваль в Москву, старик получил главную премию.

– Посмотрим, сработает ли у нас эта примета, – сказал Петр Светозарович. – Ну-ка, Борис, давай присаживайся.

Компетентный Борис, скрипнув зубами, сел на распечатку, поднял ее, выпрямился и внимательно оглядел гостей бала: не смеется ли кто над ним? Но все смотрели на режиссера и ждали его указаний.

– Все сначала, – сказал Владимир, передавая мячик Феде. – Ты произносишь последнюю реплику из предыдущей сцены, отходишь вон туда, дальше появляются Хлестова и остальные.

Мячик летал. Персонажи оживали на глазах. Бессловесные герои подпирали стены и шушукались. Снова дошли до Скалозуба, и он опять потерял свой текст. Ядвига даже не стала кидать ему мячик.

– Да подчеркните уже карандашом свои слова! – не выдержала она.

– Да. Карандашом, пожалуй, – согласился Компетентный Борис. – Ну давайте дальше, как будто я все сказал. Чтоб не задерживаться. Я сейчас подчеркну и в следующий раз не упущу.

– Нет, давайте не дальше, – забирая у Ядвиги мячик и перебрасывая его Дмитрию, сказал Владимир. – Мы не можем идти дальше. Потому что некоторые артисты до сих пор еще нетвердо знают роль. Я понимаю, когда Чацкий подглядывает в шпаргалку, – у него огромные монологи. Хотя Софья и Лиза, например, уже все выучили. Хотя Ядвига с первого же выхода знала свои реплики и ни разу не путалась. Но вы не профессионалы, я не требовал знания текста с первых репетиций. Я дал вам время. А вы его упустили. В результате – пора выстраивать мизансцены, а мы уткнулись каждый в свою бумажку и топчемся на месте. Так, а там, у стенки, что за тусовка? Что обсуждаем? Новую диету, на которой сидит весь шоу-бизнес? Вы сейчас не участвуете в репетиции. Что вы есть здесь, что вас нет. А ведь каждый в этот момент должен продумывать свою реакцию на то, что он слышит. Участвуйте, живите, не стойте столбом. Видимо, с сегодняшнего дня придется вводить штрафы.

– Одни отменяем, другие вводим! – воздел к небесам руки Эдуард. – А куда пойдут деньги?

– Не волнуйтесь, не в мой карман. Труппе нужна мотивация – я предлагаю привычную для этих людей мотивацию. Потому что либо мы работаем, либо артистов можно распускать. С этого момента – по рублю за каждое забытое слово. По два рубля – за опоздание. По десятке – за отсутствие на репетиции. А если без уважительной причины… ну, это будет решаться в каждом случае отдельно. Деньги собирает… Нина.

– Снова Нина, – послышался недовольный шепот, – все Нина и Нина, а жить когда?

– На вырученную сумму будем покупать для всей труппы… печенье к чаю, например.

– Карамельки тоже можно! – подал голос Тугоуховский и закинул в рот очередную «барбариску».

– Можно и карамельки, – согласился режиссер. – Словом, вот так. Всем понятно? Начинаем сначала, снова действие третье…

Чеканя шаг, к нему подошел Борис Станиславович. Медленно достал из внутреннего кармана бумажник. Вытащил оттуда пять тысяч рублей. И, свернув в трубочку, опустил Владимиру в карман рубашки.

– Это – на печенье, – сказал он. – Я не знаю, сколько у меня слов. Допустим – две тысячи. Остальное – вам на чай. Но впредь не превышайте полномочия. И знайте свое место.

Все с интересом наблюдали за этой сценой.

Владимир так же медленно вытащил купюру из кармана, расправил. Положил на ближайший столик. Натянул свитер. Молча собрал вещи.

– Когда изменятся времена, я вам пришлю моих секундантов, – бросил он на прощание и вышел, хлопнув дверью.

Все замерли.

– Немая сцена, финал «Ревизора», – прокомментировала Ядвига. Артисты начали приходить в себя.

– Борис, только я его на место могу ставить, я ему плачу, – покачал головой Петр Светозарович. – Учил бы слова уже.

– Это распоряжение генерального директора?

– Да. Учи слова, Борис.

– Выучу. А этому… Кто он, вообще, такой? Какая у него должность? Что он себе позволяет? Почему разговаривает со мной как старший по званию?

– Он режиссер, – напомнила Евлампия Феликсовна. – Пока мы репетируем, он – главный.

– После меня, разумеется, – уточнил Петр Светозарович, – а сейчас главный пошел к себе. Нина, когда режиссер вернется, позовешь меня. Понятно?

– Понятно, – кивнула секретарша. – Может, я сбегаю его поищу?

– И я с тобой! – тут же вызвался Федя.

И все трое вышли в коридор. За ними тихой тенью выскользнул Таир.

Компетентный Борис быстро взял со стола пятитысячную бумажку и убрал обратно в бумажник. Потом спросил с тревогой в голосе:

– А что за секундантов он мне пришлет?

– Господи, да это же цитата из «Зойкиной квартиры»! – воскликнула Ядвига. – Неучи.