не было, но имелось кое-что другое. Недаром же он столько лет собирал функеры и другие диковины. Поэтому, покопавшись в груде редкостей, которую они с молодыми учеными навалили вчера на столе, владелец магазина нашел то, что ему в крайнем случае может пригодиться. Прихватил он и лучемет Смита, предварительно проверив заряд. Теперь можно было чувствовать себя практически неуязвимым.

День Марстон проспал, поэтому, когда он вышел из дому, снаружи снова была тьма и падал снег. Элеватор поднял его на платформу межквартальной линии — Энике-Бенике жила довольно далеко, почти в самом центре Западного Дистрикта. На платформе намело столько снега, что та стала скользкой. Было бы весьма неосторожно подходить к ее краю, прежде чем подойдет поезд. Владелец «ФУНКЕРОВ» уселся на скамейку возле ограждения и стал ждать. Он поймал себя на том, что внимательно присматривается к редким пассажирам, которые ждали поезда вместе с ним, и запретил себе это. Оборотня «на глазок» все равно не отличишь от человека, зато себя запугать можно. Так от собственной тени начнешь шарахаться.

И Марстон перестал озираться, а когда подошел состав, поднялся и, ни на кого не глядя, вошел в вагон. Выбрал свободное место, уселся и стал смотреть на городские огни, пролетающие мимо. Предприниматель и небедный человек, Фредерик Марстон редко задумывался о смысле своей жизни. Торговля шла бойко. По крайней мере, до вчерашнего дня. Денежный запас понемногу рос, и можно было не опасаться, что на старости он останется нищим. Да и к товару, которым он торговал, как только вырос, Марстон не был равнодушен. Что же мешало ему наслаждаться жизнью? Может, то, что никаких перемен в ней не предвиделось? Да, последние события внесли в повседневную рутину волнующее разнообразие, но все эти эскапады рано или поздно закончатся. Ради чего же он будет жить дальше?

Объявили нужную станцию. Марстон вскочил, вышел на платформу. С нее был виден ярко освещенный дом Энн Хендриксон, крыша которого была отведена под оранжерею для разведения орхидей. Именно стеклянная кровля и выделяла это строение среди других. Владельцу магазина «ФУНКЕРЫ И ДРУГИЕ ДИКОВИНЫ» нестерпимо захотелось оказаться под этой крышей, в тепле и уюте. Как бы Энни ни отпиралась насчет пирогов, она наверняка приготовила что-нибудь вкусненькое к вечернему чаю. Марстон едва не забыл об осторожности, до того ему не терпелось побыстрее очутиться под крышей дома своей давней подруги. Только в последний момент он краем глаза успел заметить, что один из пассажиров, до самых глаз укутанный в кожаный реглан[1]с высоким меховым воротником, идет за ним по пятам.

А когда заметил, намеренно замедлил шаг, сделав вид, что с трудом выдирает ноги из снежной каши, которой изрядно накопилось на мостиках и переходах. На ходу Марстон как бы случайно сунул руку в правый карман. Кадуцетра у него, конечно, не было, но «левитирующая игла» обездвиживала не хуже. Правда, два раза воспользоваться одной и той же штучкой было нельзя, да и стоила она баснословно дорого. Владелец «ФУНКЕРОВ» сделал вид, что споткнулся. Охнув, прислонился к перилам переходного мостика. Незнакомец в реглане поравнялся с ним. Марстон стремительно вынул из кармана стеклянную трубочку с «иглой», ногтем сорвал колпачок, направил на преследователя, но тут жесткие пальцы стиснули его запястье.

— Не расходуйте напрасно дорогую вещь, хозяин! — произнес человек в реглане знакомым голосом.

— Альберт! — выдохнул тот. — Простите, господин ординарный адъюнкт.

— Если вы меня еще не уволили, господин Марстон, — откликнулся ученый, — то я по-прежнему ваш слуга.

— Если не оборотень, — пробурчал владелец магазина.

— Нет, хозяин, — откликнулся Кнехт. — И теперь у меня есть способ доказать это.

— Вы успели изготовить новый кадуцетр?

— Успел. Вернее, мои молодые друзья. И я его взял с собой, но не в кадуцетре дело. Сам по себе он не позволяет отличить кремневика от человека, что бы там ни утверждал наш друг Протей. Я нашел другой способ, гораздо более простой и эффективный.

— Любопытно будет ознакомиться.

— Вы торопитесь к мадам Хендриксон? — осведомился слуга. — Не сочтете дерзостью, если я напрошусь с вами за компанию?

— Ну, если вы по-прежнему мой слуга, ваше присутствие будет выглядеть вполне естественно.

— Тогда идемте!

Поддерживая друг дружку на скользких местах, они, как приятели, направились к дому мадам Хендриксон.

Дверной колокольчик брякнул несколько раз, прежде чем старый Грегсон открыл им дверь. В двух мужчинах, облепленных снегом, Бартоломью не сразу узнал господина Марстона и его слугу. Он помог им освободиться от пальто и шапок и указал место, где можно снять калоши. Владелец «ФУНКЕРОВ» не ошибся. В доме действительно восхитительно пахло свежей выпечкой. Грегсон проводил гостей в большую залу, обставленную в соответствии со вкусом хозяйки, сообщив, что мадам выйдет к ним несколько позже. У нее в духовке дозревает пирог. Тепло и знакомый милый уют окутали Марстона, словно вата хрустальное яйцо.

— Так какой, говоришь, способ ты открыл? — благодушно осведомился он, снова перейдя со своим слугой на «ты».

— Прежде чем я вам отвечу, господин Марстон, позвольте задать вам один вопрос?

— Валяй!

— Вам не совестно понукать мною?

— Что?! — вскинулся тот. — Что значит понукать?

— Я все-таки ученый, ординарный адъюнкт.

— Ты же сам только что сказал мне…

У владельца «ФУНКЕРОВ И ДРУГИХ ДИКОВИН» не хватало слов. Наверное, потому, что собеседник загнал его в моральный тупик. В самом деле, по договору, заключенному между ними, Альберт Кнехт становился слугою Фредерика Марстона, покуда тот не уволит его или не истечет срок действия настоящего документа. Формально все верно, но чисто по-человечески понукать серьезным ученым, тыкать, отпускать ехидные замечания в его адрес — не слишком-то правильно.

— Успокойтесь, господин Марстон, — сказал ученый. — Это была лишь проверка. Тот самый простой способ. Суть его заключается в том, что Протей и ему подобные лишены подлинной личности, а следовательно, не испытывают нравственных мук.

Глава девятая

Его глаза сияют

С цветущим садом, в котором обитал мудрый древолюд Симур, эта часть подземелья не имела ничего общего. Она скорее походила на часовую мастерскую или магазин функеров. Всюду, куда ни глянь, находились крохотные механизмы. Одни тикали, другие тонко позванивали колокольчиками, третьи выводили незамысловатые мелодии, четвертые ритмично пощелкивали, пятые потрескивали, как кремрысы, сыпя голубоватыми искрами, шестые шипели, словно проколотые шины, седьмые молчали, но медленно, едва уловимо трансформировались во что-то другое. Некоторые хотелось взять в руки или погладить, как котенка, к иным было страшновато прикасаться, но все они были сделаны столь искусно, что вызывали восторг одним своим видом. Едва переступив порог, Келли впилась взглядом во все эти чудеса, как