Окончательно все сомнения в причастности строителей к краже драгоценностей отпали после показаний Антуана, владельца скобяной лавки. Он рассказал, что в четыре часа дня в его магазинчик ворвался Анри и попросил самое крепкое долото, лучший молоток и ножовку по металлу. Антуан продал ему инструменты.

Следовательно, в четыре часа Анри еще не открыл сундук. Вероятно, выпроводив бригаду, он пытался поднять железную крышку ящика, сломал свои инструменты и бросился за новыми. Но в это время рабочие уже сидели дома, а Сергей и Лоретта гуляли по Версалю, у них сохранились билеты и чек из кафе. И на том, и на другом документе было пробито время, выходило, что брат с сестрой вошли на территорию парка в тринадцать сорок пять, а в девятнадцать пятнадцать ужинали в кафе. Получается, что никто из строителей не видел, как Гриньон открывал сундук, кроме того, кассирша в Версале запомнила Лоретту. Девочка дала ей купюру в пятьсот франков. Женщина, продававшая билеты, сказала ей: «Сдачи нет, найдите поменьше». Лоретта возмутилась, однако потом сбегала и где-то разменяла ассигнацию, но, получив два билета, сказала кассирше какую-то гадость. Та ответила по достоинству, Лоретта ее снова обхамила, тетка пообещала вызвать полицию, и тут появился Сергей, он велел сестре замолчать и извинился за ее поведение.

– Месье Гриньона вы не допрашивали, – протянула я.

– Нет, открыв ящик на складе и увидев, что он пуст, Анри потерял сознание, он умер в больнице, так и не приходя в сознание, – пояснил Николя. – Дело плавно зашло в тупик после смерти Роже Барбье. К сожалению, у комиссара было слабое сердце, и он скончался в разгар следствия. Эстафетную палочку перехватил Винсент Клавер, тоже опытный сотрудник, но у него сильно болела дочь. Винсент не мог думать ни о чем, кроме как о врачах, клиниках, лекарствах, он спасал своего ребенка, поэтому работал спустя рукава, не имел ни малейшего желания глубоко копать, не замечал нестыковок, злился, что на него свалилось еще одно расследование в придачу к другим, которыми он занимался. Клавер постарался как можно быстрее сдать дело в архив. Я пытался указать ему на кое-какие несоответствия, заводил речь о психологических моментах. Но Винсент был полицейским старой формации, а их при слове «психология» крючило, они принимали в расчет только материальные улики. Есть билеты в кино, музей, на поезд? Отлично, значит, подозреваемые отсутствовали в Париже. У меня же были свои соображения, но кто станет слушать стажера? А кое-что в этом деле подозрительно выглядело.

– А знаешь, что мне не нравится во всей этой истории? – немедленно спросила я.

– Говори, – велел Васкос.

Вечером около девяти мы с Николя приехали на его автомобиле на улицу Баркле и припарковались у ничем не примечательного пятиэтажного дома. Спальный район Парижа, застроенный блочными однотипными зданиями, мало чем отличается от какого-нибудь Южного Бутова в Москве. Ну, разве что продукты в супермаркетах свежее и дешевле.

– Какой у Бритвиной этаж? – спросила я.

Николя посмотрел в телефон:

– Первый. Отлично, не надо пользоваться лифтом.

– Клаустрофобия в легкой форме? – улыбнулась я.

Николя смутился:

– Нет, просто не люблю тесные замкнутые пространства.

Я начала подниматься по не особо чистой лестнице.

У Людмилы была аэрофобия, вероятно, к ней еще присоединилась боязнь высоты. Иначе зачем жить на первом этаже? Правда, по российским меркам он второй[21], но все равно низко, слышен шум с улицы.

Васкос достал из кармана электронную отмычку, легко открыл замок и вошел в прихожую.

На вешалке болтались разные ветровки, внизу стояли три пары кроссовок и элегантные женские лодочки на каблуке, из глубины квартиры доносился бубнеж телевизора, в воздухе пахло кофе и какой-то едой.

Николя, приложив палец к губам, двинулся вперед, я последовала за ним, и мы очутились в гостиной. На диване сидели Мари и Роже, Лоретта стояла спиной к нам у секретера. Девочка увидела нас и взвизгнула, парень вскочил, Лоретта обернулась и заорала:

– Кто вы? Как попали в квартиру? Немедленно убирайтесь, или я вызову полицию.

Васкос вытащил жетон:

– Спокойно! Полиция уже здесь.

Лоретта побледнела и только сейчас заметила меня:

– Мадам! Как вы меня нашли?

– Можете не мадамкать, – ответила я по-русски. – Вы же прекрасно говорите на родном языке своей матери.

– Мама, что случилось? – испуганно спросила Мари.

– Все в порядке, – ответила Лоретта.

– Ну, я бы так не сказал, – остановил ее Николя. – Для начала вы находитесь в чужом жилище. Оно принадлежит мадам Людмиле Бритвиной. А вы, если память мне не изменяет, носите с восемнадцати лет фамилию Эвиар. Как вы попали сюда? Вскрыли дверь? Я должен вас задержать за незаконное проникновение в чужую квартиру без разрешения ее владельца.

– Мы ничего не ломали! – закричала Мари. – У мамы есть ключ.

– Это квартира ее подруги, – подхватил Роже, – она уехала отдыхать и разрешила нам тут пожить.

Николя поднял бровь:

– Интересно!

– Удивительно! – добавила я. – Зачем переселяться в бедный район Парижа? У вас же квартира у метро Одеон.

– Там потолок протек, – солгала Лоретта, – электричество закоротило. Ремонт надо делать.

– Отчего бы вам не отправиться к Елене Ив? – спросила я. – Всего в пятидесяти километрах от Парижа у вашей матери просторный дом с садом, там определенно лучше, чем здесь.

– Да уж, – поморщился Николя, – здесь не очень уютно, квартира тесная, район неспокойный, и отчего только Людмила тут поселилась?

– Почему вы у меня об этом спрашиваете? – огрызнулась Лоретта. – У Бритвиной поинтересуйтесь.

– Не получится, – сказала я, – вы же знаете, что она умерла. Да, кстати, когда Мила вам ключи от квартирки вручила? Предполагаю, что все-таки до своей смерти.

– Мама, о чем она говорит? – повысила голос Мари.

– А ну тихо! – шикнула Лоретта. – Тут стены тонкие, а у соседей уши длинные. Роже, сходи в спальню, принеси мне шаль, она лежит на кровати, замерзла я.

– Ты что, в квартире жарко! – привычно заспорила с матерью Мари.

Роже недоуменно заморгал.

– Дорогой, – почти по слогам произнесла Лоретта, – ступай в мою комнату, посмотри на кровать. Там шаль! Шаль! Она мне нужна! Принеси! Ты понял, а?

– А-а-а, – протянул парень, – платок! Конечно! Сейчас!