— Но мы не смотрели фильм, — промямлила Пейтон.

Сидевший за стойкой клерк уткнулся в компьютер.

Оторвавшись от монитора, он громко проговорил:

— Вы смотрели «Секс в парке».

Пейтон съежилась от стыда.

— Но мы смотрели фильм не больше пяти минут, — пробормотала она.

Клерк смилостивился: постыдная графа из счета исчезла.

Пейтон облегченно вздохнула и протянула клерку кредитную карточку. Если бы Барри увидел в счете плату за порнофильм, неприятное объяснение стало бы неминуемым.

— Стану скучать по тебе, — сказал Сэнди по дороге в аэропорт.

— Приятно слышать, — ответила Пейтон.

— А ты? — спросил Сэнди.

Пейтон могла бы ответить, что больше не хочет видеть его, но она побоялась: Сэнди может связаться с Барри по телефону и обо всем ему рассказать — с него станет.

Придя к этой мысли, она ответила:

— И я тоже.

Наступил положенный срок, а менструации не было. Пейтон предалась тягостным размышлениям: неужели она забеременела от Сэнди? Что делать? Выход нашелся.

— Барри, давай заведем ребенка, — предложила она.

Барри взял ее за руку и повел в спальню.

Но даже занимаясь любовью, Пейтон не успокоилась. Если она родит, а ребенок не будет похож на мужа, Барри, конечно, этого не заметит, но Грейс не обманешь, ее наверняка одолеют сомнения. Она может заставить Барри подвергнуться тесту на ДНК, и если обнаружится, что ребенок не от него, то тогда развод неизбежен, и она снова окажется в Уортингтоне в тесной неказистой квартире рядом с тронутой матерью и братом, наркоманом и уголовником. Правда, может, ее умиротворит материнство, и уж во всяком случае она станет разборчивей: первому встречному не отдастся.

Через несколько дней у Пейтон началась менструация.

— Дорогая, не огорчайся, — участливо сказал Барри. — У нас еще все впереди. Может, нам улыбнется уже очередная попытка.

Когда Кэшу было около десяти, а самой Пейтон исполнилось тридцать восемь, она внезапно воспылала к нему любовью. Конечно, она и до этого заботилась о ребенке: когда надо, водила его к врачу, а после школы отводила в плавательный бассейн, на стадион или на занятия музыкой.

Барри сыном почти не занимался, и ему было порой невдомек, что Кэшу надо купить, положим, новую обувь. Он не был плохим отцом. Просто на сына у него не хватало времени, и он занимался с ним только по выходным, помогая делать уроки или гоняя вместе с ним мяч.

Постепенно, с годами, Барри все меньше и меньше рассказывал Пейтон о своих служебных делах, и она посчитала, что он отдаляется от нее, проводя большую часть жизни в своем собственном мире.

Когда Кэш подрос и стал ходить в школу, свой собственный мир появился и у него. Может быть, обособленность свойственна только мальчикам? Пейтон нередко слышала, как матери, растящие дочерей, с умилением заявляли: «У моей дочери от меня нет секретов. Мы с ней очень близки». Пейтон тому не верила. Конечно, девочки не мальчишки, у них свои интересы, но, взрослея, и девочки обзаводятся своим собственным миром, недоступным для матери, не говоря уже об отце. Вряд ли стоит заводить второго ребенка, надеясь, что появится девочка, чья близость и сострадание скрасят матери жизнь. И потому Пейтон не прислушивалась к словам: «Вам непременно надо завести второго ребенка, им вместе легче расти». Да и Кэш родился не потому, что ей прожужжали уши: «Вам нужен ребенок. Без детей семья — не семья. С ребенком вы обретете настоящее счастье». Просто она забеременела и решила рожать.

Пейтон не была плохой матерью — по крайней мере, она не упрекала себя за невнимание к Кэшу. Однажды, когда Кэшу было около года, Пейтон и Грейс, у которой он сидел на коленях, ехали с ним в такси. Устав от его возни, Грейс передала его Пейтон, которая неожиданно для себя преисполнилась нежностью, что не ускользнуло от Грейс. Грейс тогда улыбнулась, и все же Пейтон смутилась: ей показалось, что за ней подглядели, а подглядев, по-своему оценили. Пейтон вспомнила этот случай, ибо бдительная свекровь неизменно наблюдала за ней, стараясь, видимо, уразуметь, как ее легкомысленная невестка относится к Кэшу, продолжателю рода Эмбергов.

Однако тот случай скорее был исключением, и Пейтон теперь не могла понять, почему ей раньше приходилось себя неволить, чтобы приласкать малыша, когда он, к примеру, залезал к ней в постель.

Пришло время, и положение изменилось. Теперь она в сыне души не чаяла. Вот и сейчас она нетерпеливо ждала, когда Кэш вернется из школы. Ему было уже одиннадцать, и он ездил в школу без провожатого. Правда, автобус останавливался у дома, и швейцар неизменно следил за тем, чтобы Кэша не затолкали.

Услышав, как щелкнул дверной замок, Пейтон вышла в переднюю.

— Привет, ма, — сказал Кэш, грохнув портфелем.

— Привет, дорогой. Как прошел сегодняшний день?

— Нормально, не беспокойся. Нам на завтра немного задали. Можно, сделав уроки, я схожу к Джейму?

Джейм, сверстник Кэша, Пейтон не нравился. Он вечно разговаривал с Кэшем повелительно, свысока, давая понять приятелю, что умнее и опытнее его. При этом он неизменно держал палец в носу, словно черпал оттуда мысли. Кэш не противился, подчиненное положение ему не претило, оно даже устраивало его.

— Я собралась сводить тебя в Музей естественной истории, — ответила Пейтон. — Там сейчас выставка самоцветов, тебе понравится. — Временем Пейтон располагала. Она уже давно не работала и поступила снова на службу лишь через несколько лет, когда Кэша отдали в интернат.

— Я хочу сходить к Джейму, — возразил Кэш. — У него новая компьютерная игра.

— Эта игра никуда не денется. Лучше сходим в музей, а затем зайдем пообедать в «Таинственную Планету».

— В «Таинственную Планету»? — У Кэша загорелись глаза.

— Конечно. Я знаю, там тебе нравится. К тому же ты уже большой мальчик… — Пейтон подъезжала к нему, чтобы настоять на своем.

Они вышли на улицу и пошли по Риверсайд-драйв. Стояла ранняя осень. Большая часть деревьев все еще зеленела, другие стали менять свой наряд, окрашиваясь в желтые и багряные краски. Когда-то давно посаженные на улице гинкго[36]были усыпаны небольшими плодами, похожими на созревшие сливы. Под одним из деревьев какой-то тучный китаец, орудуя длинной толстой веревкой, пригибал ветви книзу и, срывая плоды, осторожно кидал их на расстеленную подстилку.

— Великое благо, что мы живем в большом городе, — сказала Пейтон, оторвав взгляд от китайца. — Захотели пойти в музей, он под боком. Жизнь в Нью-Йорке прекрасна. А я до замужества жила в захолустье, в небольшом нищенском городке, стиснутом автострадами — никаких развлечений. А посмотрел бы ты на нашу квартиру. Убожество! А снять другую мы не имели возможности. Моя мать работала допоздна, и мне приходилось самой готовить. О ресторане я даже не помышляла.