Бо́льшая часть солдат действительно решила остаться: мало кому нравились перемены, но деньги есть деньги. А место каждого опытного вояки, которого мучили чрезмерные сомнения, с охотой готова была занять дюжина беженцев. У членов штаба сомнения имелись серьезные. Хекту с трудом удалось всех удержать до того дня, как он передал полномочия.

Как-то раз Пайпер случайно услышал, как его офицер объясняет Горту, что уходит не из-за него. Другой растолковывал, что дело вовсе не в новом главнокомандующем, а в том злодее, на которого тот работает. Хект передал своим людям: не следует выражать свои мысли так открыто.

Оказалось, Бронта Донето любят гораздо меньше, чем полагал Хект. Солдаты не забыли поведения принципата во время коннекского священного похода.

Перед самой передачей полномочий Хект освободил виконта Дюмейна и оставшихся арнгендских пленников. Те, за кого еще не успели доставить выкуп, пришлют его сами – честь не позволит им нарушить слово.

Сама передача прошла не очень эффектно: Хект пожал новому, унылому и измотанному, главнокомандующему руку и удалился.

– А что теперь, отец? – поинтересовался Пелла.

Он держался поближе к Пайперу: артиллеристы Пинкуса Горта его принимать не желали.

– Отправимся домой. К твоей матери. И будем бездельничать.

Уже начали собираться те, кто должен был ехать с ними в Брот. Отряд казался непривычно маленьким. Хект не сразу понял почему.

С ними теперь не было Мадука. Да и спутники Пеллы испарились. Вокруг больше не толклись телохранители.

Пайпер постоянно злился, когда Мадук ошивался поблизости, но теперь почувствовал себя буквально голым. И совсем не в своей тарелке.

Стянулись Посланцы с северных пустошей и срединных степей. Они сокрушат врагов своего бога. Дерзкий Тистимед уже достаточно далеко забрался в края льдов, и теперь в битву сможет вступить сам Ветроходец.

Посланцы, подгоняемые дюжиной свирепых Крепночь-Избранников, нападали и отступали, нападали и отступали, заманивая Тистимеда с сыновьями все дальше во владения зимы. Посланцы не знали, что думают враги, да им и дела не было – они просто подчинялись своему божеству.

Военачальники Хин-тай Ат легко вычислили стратегию дикарей, ведь они и сами часто ею пользовались. Так поступали еще в те времена, когда человек впервые оседлал коня. Хин-тай Ат тоже не было дела. Посланцы не смогут отступать вечно, а стоит им остановиться – их сотрут в порошок.

Ни одна армия не уцелеет в схватке с Хин-тай Ат.

Ветроходец выбрал дикую каменистую пустошь, заваленную обломками базальтовых скал. Справа и слева на расстоянии мили возвышались суровые горы. Скалы покрывал иней, а серо-бурые горы – льды и снега. В таких краях у всадников нет преимущества, а вот для Крепночь-Избранников пустошь отлично подходит.

Тистимед велел своим солдатам спешиться и послал их в погоню. Он прекрасно осознавал, чем невыгодно для него такое поле боя. Но враг не понимает, с кем связался. Хин-тай Ат не просто самые свирепые воины на свете – среди них сражаются самые искусные и жестокие колдуны.

Сам же владыка Хин-тай Ат не понимал, что на поле брани явится одно из самых древних, темных и безжалостных Орудий. Ведь в теперешние времена боги лично не вмешивались в дела смертных.

Свою ошибку Тистимед осознал слишком поздно.

Совместные потуги всех колдунов Хин-тай Ат потревожили Ветроходца не больше, чем может потревожить спешащего в сумерках домой путника летучая мышь.

Бойня достигла эпического размаха. Хин-тай Ат еще никогда не сталкивались с подобным: впервые враг оказался бесстрашнее и упорнее их самих, хотя умения ему недоставало, да и выносливости тоже, – почти все северяне голодали.

Тистимед собрал сыновей и военачальников. Ветроходец перемещался по полю боя в виде столпа тьмы, из которого били молнии.

– Мы не сможем его уничтожить, – признал владыка.

– Но сможем перебить тех, кто ему служит, – заметил главный колдун. – Даже эти тигрообразные чудища не бессмертны. Уже восьмерых удалось прикончить.

Владыка кивнул, хоть в душе и не согласился. В пылу битвы тем, кто оказался на острие копья, успехи всегда кажутся более значительными, чем есть на самом деле. И вскоре Тистимеду действительно стали докладывать: дела идут все хуже, чудища выслеживают среди Хин-тай Ат носителей силы, а Орудие все более рьяно истребляет людей.

– Быть может, следует собрать еще одну армию, – предложил один из сыновей Тистимеда. – Эту битву переживут немногие враги.

Тистимед задумчиво окинул взглядом непроглядную тьму, которая, казалось, вот-вот нанесет великому полководцу первое в его жизни поражение. Даже в детстве в драках с другими мальчишками будущий властитель никогда не уступал. Все его существо взывало: вперед! Подчини врага своей воле! Но Тистимед не зря сделался владыкой мира: он не позволял самомнению взять верх и принимал решения, думая о будущем.

– Если мы хотим собрать еще одну армию, нужно сделать это поскорее, – сказал кто-то из военачальников. – Бог нас заметил.

Башня тьмы, кружившая в нескольких милях от Тистимеда и его приближенных, замерла. Полководцы почувствовали, что чудище прощупывает мир вокруг, выискивает врагов. Их скрывали чары самых искусных волшебников, но эта тварь…

Что-то случилось.

Что-то изменилось.

Орудие уплотнилось, срослось воедино, обрело форму, хоть и не смогло до конца с нею определиться. Сначала превратилось в великана двести футов ростом, но какого-то чересчур толстого и приземистого, потом стало громадной жабой, вставшей на задние лапы, и наконец обернулось чем-то широким, распахнуло огромные крылья-тени. Цвет его невозможно было определить.

Длинный жабий язык устремился вниз, ухватил сопротивляющегося человечка (на таком расстоянии не видно – врага или собственного воина), втянул его в пасть. Орудие уставилось на холм, где собрались полководцы Хин-тай Ат. Непонятно было, видит ли оно их. Казалось, бога что-то отвлекло. Снова выстрелил язык, чудище будто бы рассеянно, само того не замечая, проглотило еще одну жертву.

Потом оно выросло и снова превратилось в великана. Великан развернулся к западу, пригнулся. Тистимед почувствовал, как сразу же переменился ход битвы. Страшный покровитель больше не помогал своим Посланцам.

Орудие склонилось еще ниже, шагнуло, словно бы пробуя силы, принюхалось, а потом испустило громогласный вопль, содрогнулось с головы до пят и, позабыв о сражении, устремилось на запад.

Крики отчаяния разнеслись по каменистой равнине – это Посланцы оплакивали свою утрату.

Но оружия они не бросили, на их стороне по-прежнему сражались многопалые чудища. Весь континент охватит скорбь. Никогда еще за одну битву не погибало столько Хин-тай Ат. За одну битву, да и вообще на памяти одного поколения.