Вопрос номер два: куда подевался артефакт ровно через пять минут после того, как уехали специалисты по космонавтике? Утащить такую тяжесть никто не мог, да и пронести мимо охраны что-либо без разрешения Савинкова — тоже. Что получалось: объект самоликвидировался? Странно…

Вопрос номер три: почему на одной из частей обломка при более тщательном изучении мы обнаружили отчетливую надпись на чистом русском языке: «Верфи Д. Т. Романцева. Заказ № 12-765»? Такая маркировка наводила меня на тревожные мысли. Я вдруг отчетливо вспомнил яркое солнце и зеленые пейзажи из своих невероятных ночных видений…

Новая Россия? Эллада? 2352 год?

Я размышлял над этим весь день. Под вечер мы в полном составе сидели в первом зале лаборатории и пытались рассуждать.

— Если мы заглянули в будущее, то своим вмешательством могли нарушить какие-нибудь причинно-следственные связи, вот он и улетучился из нашей «вероятности», — словно услышав мои мысли, предположил Гриша, разливая по чашкам кофе.

— Ты бредишь, Гриня, — грубовато возразил Епифанцев, растирая покрасневшие от усталости глаза. — Такие связи теоретически могут нарушиться, если заглянуть в прошлое, а не в будущее.

— Да мы вообще не знаем, куда заглянули, — сопротивлялся Антончик. — Может, это какое-то нереализованное прошлое. Где прогресс развернулся в полную мощь не к концу девятнадцатого века, а уже в семнадцатом, например…

— Нет, Григорий, не то, — сказал Савинков, закуривая очередную сигарету. — Фантазия у тебя богатая, но я уверен, что никаких параллельных миров не существует, а перемещения во времени возможны только в одном направлении: из настоящего в будущее, секунда за секундой. То есть привычным для нас порядком.

Он указал сигаретой на настенные часы, которые неторопливо отстукивали четверть девятого после полудня.

— Тогда откуда мы выцарапали артефакт?! — раздраженно спросил Гриша.

— А был ли мальчик? — вяло спросил Епифанцев.

— Устал, родной? — озабоченно поинтересовалась Аня, несколько саркастично, надо заметить.

— Так, яйцеголовые, давайте все сначала, — потребовал я. — Во-первых, мы хотели соорудить нечто вроде подпространственного перехода между двумя точками, отстоящими друг от друга на несколько парсеков…

— Это ты так решил, — перебил меня Антончик, — а вот я уверен, что эти точки расположены в разных вероятностях одного и того же мира, нашего то есть…

— И твоя версия еще менее жизнеспособна, — повысив голос, продолжил я. — Как и шеф, я уверен, что параллельные миры — только пища для сценаристов фантастических мыльных опер, а у нас получилось то, на что мы и рассчитывали, — проникновение в атмосферу обитаемой планеты, расположенной где-то в глубоком космосе. В нашем пространстве, я подчеркиваю, и в нашем же времени!

— Где обитают трехголовые существа, владеющие русским языком! — язвительно вставил реплику Антончик.

— Теперь невозможно не согласиться с сомнениями Григория, — заметил Савинков. — Что скажешь на это, Леонид?

Я пожал плечами. Что я мог сказать? Представить пришельца по фамилии Романцев, честно говоря, не получалось. Оставалось проникновение в будущее. Уж не в то ли будущее, что так ревностно защищал загадочный капитан Дремов?

— И все-таки это место в нашем мире, — упрямо ответил я.

— Кто знает? — многозначительно сказал Гриша и улыбнулся, как победитель.

— Я так и не поняла, почему исчез обломок? — с легкой и непосредственной улыбкой спросила Елена Владимировна, внося в лабораторию целый поднос румяных пирожков.

Мы разразились аплодисментами и оставили ее вопрос без ответа, накинувшись на угощение. Заметно подобрев после еды и уже не испытывая друг к другу такого сильного научного отвращения, как пять минут назад, мы закурили и продолжили беседу в более сдержанном тоне.

— За утерю артефакта нам еще придется ответить, — сказал Савинков, — поэтому давайте все-таки найдем ей объяснение.

— Я думаю, что сработал закон сохранения массы, — предположил Антончик. — Надо было забросить туда что-нибудь в качестве «противовеса», например Леона…

— Твоя масса подходит больше, — огрызнулся я, — да и значимость для проекта настолько мала, что такую замену никто бы не осудил.

— Не отвлекайтесь, — потребовал Савинков. — Что думает женская часть коллектива?

Елена Владимировна улыбнулась и повторила заданный перед ужином вопрос:

— Так почему же исчез обломок? Может быть, Гриша снова недалек от истины?

— Он «недалек» в принципе, — мстительно сказал я.

Антончик снисходительно похлопал меня по плечу и, самодовольно улыбаясь, заметил:

— Для ведущего специалиста лаборатории — мелковато…

— Так объясни нам, в чем же дело, если такой «глубокий», — вступился за меня Епифанцев.

Я молча пожал программисту руку.

Антончик задумался, и, прежде чем он успел раскрыть рот, чтобы выдвинуть очередную теорию, меня осенило. Мысль была настолько ясной и простой, что я испугался, как бы она не ускользнула. С настоящими озарениями так чаще всего и бывает, поэтому их лучше выкладывать сразу, не придерживая.

— Мы прорезали не только пространство, мы еще и заглянули лет на триста вперед… Это же очень просто! — воскликнул я и зашарил по столу в поисках бумаги и чего-нибудь пишущего.

Все присутствующие, настороженно глядя на меня, замолчали.

— Вот, взгляните, — я обозначил на листке Землю ровным черным кружком. — Здесь мы. Точка «А».

Затем я нарисовал другой кружок и поставил над ним штрих.

— Здесь «точка Б». Мы через подпространство проникаем туда в считанные минуты. Так? А теперь прикиньте, сколько понадобилось бы времени, чтобы долететь до точки «Б» в обычном режиме, даже со скоростью света. Допустим, десять лет. Так? А теперь переведите это субъективное время светового луча во время, которое пройдет за десять лет полета на Земле! Очень грубо — лет триста… Тогда выходит, что мы, отправляясь — включая «ловушку», мы фактически отправляемся в путешествие к этой пресловутой точке «Б», — игнорируем лежащее перед нами пространство, но не в силах игнорировать время. Затратив на перемещение минуту, как нам кажется, мы на самом деле попадаем в далекое будущее. Прокладываемый нашей установкой канал выходит в атмосфере, отстоящей на десять световых лет планеты с опозданием в триста лет земных. За которые там успели поселиться прилетевшие «нормальным» или каким-то другим путем колонисты с нашей любимой Земли… Такой вот парадокс…

— Очень прекрасно, — согласился со мной Епифанцев. — Только не понятно, почему это мы, сумев обмануть три измерения, вдруг споткнулись на четвертом?