Свидерко покрутил пальцем у виска, потом глянул на свои мокрые, облепившие ноги брюки и начал расстегивать ремень. Сел в другое кресло, стянул брюки, выжал их, как тряпку, снял ботинки, вылил воду из них. Вид у него был свирепый, но Колосов чувствовал: его напарник с трудом удерживается.., от смеха. А как еще было реагировать? Черный юмор порой так выручает в ситуациях, когда кто-то вот-вот должен сыграть в ящик. И только по счастливой случайности не сыграл.

* * *

А спустя некоторое время… Что греха таить, Никита не раз представлял беседы с этим фигурантом так: полутемный кабинет, плотные шторы на окнах, настольная лампа повернута так, чтобы свет бил прямо в лицо. И Клиника сидит под этой лампой на привинченном к полу табурете, руки его скованы за спиной наручниками. И он вот-вот скажет все, признается! Мечты наши, мечты! Где это видано, чтобы мечты сбывались?

Беседа началась,; но совершенно в ином ключе, чем грезилось им со Свидерко. Из разбитых губ Клиники текла кровь, а смех его все больше и больше начинал смахивать на истерику. Из бара принесли минеральной воды, он жадно пил, зубы его стучали о край стакана. Колосов подумал: неужто Клиника действительно так взволнован, что до сих пор не может взять себя в руки? Но нет, ему было просто холодно — мокрому, в мокром полотенце. Одному из сыщиков пришлось идти в раздевалку, искать там сухое полотенце, халат.

В принципе они со Свидерко могли бы прикончить эту банную идиллию в корне: взять фигуранта для начала в отделение, а потом уж на выбор — в РУВД Северного порта или же на Никитский. Но лицо Консультантова было разбито, а одежда Свидерко напоминала выстиранное белье. Ее поместили в сушку для полотенец. Пока что…

Беседовать начал Колосов, и прелюдия беседы оказалась весьма обстоятельной. Скучным тоном он перечислил все: аферу с аммонитом, взрыв на свалке, мимоходом заботливо поинтересовался, во сколько же обошлось Консультантову лечение за границей.

Повысив голос, уверил, что «хотя из взрыва дела не вышло, пусть некоторые не думают и не надеются, что все позабыто и похоронено». Припомнил последние судимости Консультантова, сроки наказаний, места отсидок, потом интригующе закинул крючок насчет событий в кабаре «Тысяча и одна ночь».

— Слушайте, вы, я так и не пойму, к чему вы все это клоните, — сказал Консультантов, оглядывая их со Свидерко. — Я только врубился, что кто-то пришел давить мне на мозги. — Он потрогал разбитый рот. — А я терпеть этого не могу.

Колосов детально объяснять не торопился. Да, если бы не было событий последних суток, они бы с Клиникой беседовали не так и не здесь. Но это новое убийство, эта чертова лопата, наконец, этот переделанный пугач с боевыми патронами «ТТ»!

Клиника словно по закону подлости пересек их путь слишком поздно, чтобы они вот так с ходу могли взять его сейчас в «самую плотную разработку». Колосов наклонился и указал на татуировку на груди Консультантова, она давно уже привлекла его внимание. Это были крупные фиолетовые буквы — аббревиатура СНЕГ.

— Сильно нравятся единственные глаза, — перевел он. — Красиво, Макс. Ты, оказывается, у нас романтик.

Клиника беспокойно пошевелился.

— Ну так в чем проблема? Я так и не понял, вы что, пришли только в морду мне звездануть?

— Сам хорош гусь, сам и нарвался, — буркнул Свидерко. Голый, как и фигурант, в полотенце, он как-то сразу утратил весь свой наступательный пыл. , — Что же протокольчик не оформляете? Выемку? — Консультантов покосился на Колосова — «макаров» все еще был у того в кармане.

— Ты считаешь, стоит оформить? — спросил Никита.

Консультантов откинулся на кресле. Теперь он разглядывал начальника отдела убийств, казалось, с неподдельным интересом.

— За кого ты нас принял-то? — хмыкнул Свидерко. — Что обороняться-то кинулся голяком?

— За батьку Махно.

— Но-но, поговори у меня!

— А ты меня за дурака-то не держи.

— Ладно, Макс, дело это твое, что тебе померещилось и за кого ты нас принял, — великодушно сказал Колосов. — Наплевать мне на это. Скажу тебе честно, скажу, зачем мы к тебе пришли. — Он вздохнул, примериваясь. Помнится, коллеги говорили, что Клиника помешан на «честной игре», ну и лады, ну и сыграем честно. — Слухи до нас дошли. Макс, что не далее, как шесть дней назад, в Стрельне, на двадцать третьем километре, грохнул ты своего старинного знакомца или врага — это уж тебе лучше знать — некоего Аркана. Аркадия Севастьянова.

— Аркашку? Я?

— Угу, — Колосов кивнул. — И еще три дня назад я бы не поверил ни единому твоему слову, вздумай ты это отрицать. Но.., но сейчас кое-что изменилось, и я готов слушать.

Консультантов снова тяжело заворочался.

— Ни хрена себе… Аркана замочили… А кто? — спросил он, и вопрос этот — перл наивного любопытства — вызвал на лице Свидерко хищную улыбку.

— Только не надо мозги нам пудрить, что ты вот за это, — Колосов указал на выбитый глаз Клиники, — и за это, — изящный жест относился к татуировке, — не собирался с Арканом счеты сводить. Не угрожал ему.

— А за что за это? " — Клиника скосил глаза на татуировку.

— А вот за эти «единственные глаза» у Макс.

— То есть?

— Ведь не секрет, что именно Аркан стал причиной смерти некой гражданки Морозовой, а?

— Слушай, какой еще, на хрен, Морозовой? Да кто это?

И Колосов увидел… Клиника действительно не помнит ту несчастную, которую при испытательном взрыве лжеаммонита убило осколком металла. Не помнит?! Нет, вспомнил. Вспомнил, но…

— Ну, вы и даете, — хмыкнул он. — Это же надо, такую хренотень обо мне вообразить!

Колосов встал и отошел к бассейну. Ах ты какая липа… А он-то, идиот, уши развесил… А ведь Королев божился, что ни своего увечья, ни того обмана, а особенно смерти той несчастной девчонки, перед которой он якобы там, на этом «полигоне», красовался, Клиника Севастьянову не простит. А он… «Сильно нравятся единственные глаза»… Это ж надо свалять такого дурака, так проколоться!

— Ладно, Макс. — Он обернулся к Консультантову. — Бог с ней, с гражданкой Морозовой, раз у тебя память такая короткая. Значит, я так понимаю с твоих слов, что и Севастьянова, Аркана, ты категорически не убивал?

Клиника, не утруждая себя словами, смотрел в бирюзовую воду бассейна.

— Но только не говори мне, что вы с ним с тех пор, как он вышел, вообще не встречались.

— Ну, встречались, и что?

— Причина?

— Его инициатива была. Он утрясти кое-какие напряги хотел, объясниться.

— А, значит, были все-таки у него причины тебя бояться?

— А у многих, знаешь, есть причины меня бояться. Не далее как час назад и тут кто-то тоже… Ну, ну, не буду, не буду, опер, на мозоль тебе давить, на любимый. Скажем так, кто-то просто не успел испугаться, все ведь произошло так быстро. — Клиника снова потрогал разбитую губу, хмыкнул.