Я выбирала дворы потемней и жалась к стенам. На помойкевыбросила пакеты с лоскутами одежды в разные контейнеры. Спустилась в овраг,где протекала речушка, грязная и невероятно зловонная, извлекла из сумкипистолет, держа его полой куртки, и зашвырнула в реку. Все это казалось мненевероятно умным. Конечно, ежели мной займутся соответствующие органы, грошцена всем этим хитростям, но что-то мне подсказывало, что до органов не дойдет.По крайней мере несколько дней я могу быть спокойна, а через эти самые несколькодней, надеюсь, я буду далеко отсюда.

Вздохнув с некоторым облегчением, я заспешила по тропинкепрочь от оврага. На остановке увидела шальной автобус с открытой дверью. Дюжийдядька, стоя на последней ступеньке, размахивал веником.

— Извините, вы куда поедете? — жалобно проблеялая.

— В парк, — хмуро бросил он.

— Можно мне с вами? Мне по пути, а сейчас ни на чем неуедешь.

Он швырнул веник и посмотрел на меня.

— Чего тебя черти носят в такой час? — спросилдобродушно.

— Домой приехала, а родителей нет. И ключ неоставили, — вспомнив давно забытые времена, соврала я. — Надо кбабуле добираться.

— Шляетесь по ночам, а потом родители виноваты. Садисьуж! — Я с готовностью забралась в автобус. — Тебе вообще-токуда? — спросил дядька. Я сказала. — Ладно, отвезу. Мне через полторачаса за рабочими, успею.

— Вы не думайте, у меня деньги есть, я заплачу, —заверила я.

Мы очень мило поболтали по дороге, а на прощание я ему рукойпомахала. Из города я выбралась, но оказалась довольно далеко от дачи: следызаметала. Дождавшись, когда автобус исчезнет в темноте, вышла на дорогу. Мненужен был какой-нибудь дальнобойщик, перекати-поле, сегодня он здесь, а завтраего сам черт не сыщет. Вопрос, захочет ли он остановиться.

Захотел, и даже очень скоро.

— Эй, красивая, далеко собралась?

Внедрившись в уютную теплоту новенького супер — «МАЗа», ясплела очередную байку, а через двадцать минут уже подходила к даче. На душебыло тревожно. Если Алексей вернулся, что буду врать, ума не приложу. Врать непришлось: в доме никого не было. Я торопливо разделась, повалилась на кровать изакрыла глаза. Вот сейчас Алешке появиться самое время. В доме пусто и страшно,а я… Стоп. Я спасла любимого человека от опасной глупости.

…В дверь настойчиво стучали, точнее, бухали ногами. Явскочила и заметалась по комнате, машинально взглянула на часы: 6 утра. Сердцестучало в горле, тело стало противно липким от испарины. Парни Серого, Эдички?Не открывать, сидеть тихо, вдруг им стучать надоест и они исчезнут? Как иногдахочется потешить себя мечтами. Я кралась к входной двери, силясь при думатьчто-нибудь достойное моего гения. И тут до меня дошло, что неведомый кто-то ужедавно зовет меня по имени.

— Динка! — зычно орал мужской голос. — Слышь?Открой! Да не бойся ты, это я, Колька, помнишь меня? Мы по телефонуразговаривали, я тебе обещал по шее дать. Помнишь?

— Братан, что ли? — отозвалась я.

— Ну!.. Открывай!

— А Лешка где?

— Как где, у крестного! А меня за тобой послали. Даоткрывай ты, мать твою за ногу, стою как придурок…

Я открыла дверь и выглянула. Братан оказался парнем летдвадцати пяти, прямо-таки невероятно красивым. Даже легкая придурь в глазах непортила мужественных черт. Надо же… Чего б ему не сесть в мою машину в тотпамятный день? Неужели его по городу погонять некому? Да, с нашим-то счастьем…Безупречные черты озарила белозубая улыбка. При виде такой красоты я дажерастерялась. Колька остался доволен произведенным эффектом, улыбнулся еще шире,подмигнул мне и сказал:

— Привет.

— Привет, — ответила я и дверь распахнула. Онвошел, откровенно, но дружелюбно пялясь на меня, и сказал:

— А ты ничего. У братана губа не дура.

— Это ты мне комплимент сказал, родственник?

— Наверное.

— Сам-то что на телефоне сидишь? Тебе в Голливуд надо.

— Не-е, не надо, чего я там не видел? — Он веселопосмотрел на меня и заявил:

— Поехали.

— Куда? — насторожилась я.

— К крестному. Привезти велел.

— Да что случилось-то?

— Мне что, докладывают? Леха поручил, говорит, толькотебе, братан, доверить могу… Так что давай, скоренько. Время, как говорится,деньги.

— Дай хоть умоюсь, — засуетилась я. —Поднимут ни свет ни заря, одно беспокойство! Думай теперь всю дорогу, чего тамстряслось.

Машина у Кольки была шикарная, под стать его улыбке,водителем он оказался лихим, а улицы еще пустовали, потому доНиколо-Перевозинской мы домчались мгновенно, что меня, признаться, необрадовало. По понятным причинам мне не нравилось желание крестного лицезреть встоль ранний час мою особу.

Остановились прямо у крыльца. Колька позвонил, из — за двериспросили что-то, братан гаркнул:

— Да я это, я… — и мы вошли в дом.

Жилище крестного поражало почти спартанской обстановкой.Ничего лишнего. Пройдя по длинному коридору, мы замерли возле двери. Кольканегромко постучал, получив разрешение, вошел, я за ним. В небольшой комнате,наверное столовой, возле окна, выходящего в сад, сидели крестный и Алексей. Привиде меня Лешка нахмурился, а крестный ухмыльнулся.

— Ну, здравствуй, — сказал он. Я решила бытьсмирной, потому ответила скромно:

— Здравствуйте, — и глазки потупила.

— Проходи, садись, — милостиво предложил крестный,я прошла и села.

На сей раз выпивка отсутствовала, стол был сервирован к чаю.Нарядный и очень дорогой электрочайник радовал глаз и душу. Я сложила руки наколенях и доверчиво посмотрела на Лешку, потом на крестного. Лешка мне нравилсябольше, и взгляд мой вернулся к нему. Любимый мой был явно чем-то недоволен,чем — стало ясно, как только он рот открыл.

— Ну, и зачем она тебе понадобилась? — спросил он,кстати не особенно вежливо, что слегка удивляло.

Тут в комнате появился еще один тип: лет тридцати пяти,хмурый, небритый и по виду опасный. Он замер за спиной крестного и по очередистал сверлить нас взглядом.

— Что случилось? — уже другим тоном спросилАлексей.

— А случилось вот что, Алешенька, — начал крестныйласково, — Серый помер. Алексей слегка брови поднял.