«Мужское тело, – с удивлением думала она, – фантастически изящно и невероятно чувствительно». Стоило ей чуть-чуть подуть на его шею, как по всему его телу пробегала дрожь, а стоило легонько куснуть его, как он тут же закрывал глаза и начинал учащенно дышать, раздувая ноздри, а стоило...

С горящими глазами он опрокинул ее на подушки. Раздвинув ее ноги, он оказался между ними, толкаясь чем-то большим и твердым в самое интимное местечко.

Она взглянула на него и, вдруг насторожившись, вцепилась пальцами в его плечи. Он показался ей каким-то незнакомым, безжалостным и суровым, совсем не похожим на того компанейского повесу, который вечно шутил и поддразнивал ее. Он показался ей мужчиной в экстремальной ситуации, который идет по лезвию бритвы.

Словно поняв, что сопротивляться далее невозможно, он упал на нее, уткнувшись лицом в изгиб между плечом и шеей и горячо дыша ей в ухо. Его рука нырнула под нее и, подхватив под ягодицы, приподняла ее тело. А потом... Потом он стал вторгаться в ее плоть, но поскольку был очень большим, то растягивал ее постепенно, с каждым толчком проникая все глубже и глубже. Ее потряс не столько дискомфорт, связанный с этим действием, сколько его интимность. Она попыталась отстраниться, уйти от вторжения. Неужели это и был апофеоз обещанного наслаждения? Быть того не может! Он ее не отпустил. Приподнявшись над ней на руках, он смотрел на нее темным непроницаемым взглядом из-под полуопущенных век, продолжая вторгаться в ее тело, пока не оказался полностью внутри. Она боялась пошевелиться и с нетерпением ждала чего-то, чувствуя, что ее предали и сестры, и Джинни, и ее собственное тело, которое, не получив обещанной радости, перешло к ожиданию какого-то продолжения.

– Дэнд?

– Да, – отозвался он, прерывисто дыша. Его торс, плечи, лицо поблескивали от пота в тусклом свете. Его взгляд был твердым и был также устремлен внутрь ее, как и его тело. – Да. Боже мой, Шарлотта! У тебя там все так узко.

Закрыв глаза, он медленно покачался из стороны в сторону. Это движение пробудило к жизни неожиданную чувствительность в самых интимных местах. Он на несколько дюймов вышел из тела, но при этом прикоснулся к какому-то центру, где обитало наслаждение, что вызвало у нее новый прилив чрезвычайно сильного желания, заставивший ее выгнуться навстречу ему. Он снова углубился внутрь, и она ощутила, как пробудилось наслаждение, которое еще больше усилилось с его следующим толчком, а далее превратилось в желание.

Ее мускулы напряглись в ожидании продолжения. Тело инстинктивно знало, что есть нечто большее, и стремилось получить это. Не имея опыта, она руководствовалась исключительно инстинктом. Она хотела. Ей было нужно это получить. А он мог это дать.

Он был слишком далеко от нее, опираясь на руки, мускулы на которых напрягались при каждом рывке. Она обвила его руками, пытаясь притянуть к себе, заставляя его смотреть на нее, а вес его тела на ней, такого энергичного, такого властного, лишь распалял ее желание. Взяв ее за колени, он положил ее ноги к себе на бедра. Толчки стали чаще и проникали глубже, и при каждом проникновении она слышала свои ответные судорожные вздохи.

У Шарлотты голова пошла кругом. Она все острее ощущала приближение кульминации – мучительно сладкого апофеоза никогда еще не испытанного наслаждения. Она прижалась к нему, цепляясь, как за якорь в разбушевавшемся море новых ощущений. Она ничего не видела, не могла думать, ничего не слышала, кроме стаккато своих вздохов и его прерывистого дыхания. Вот-вот настанет этот момент...

Да! Ее тело вытянулось и с благодарностью раскрылось перед ним. Да! Волна наслаждения обрушилась на нее – великолепная, потрясающая, мощная. Да! Слезы хлынули из ее глаз и потекли по щекам. Ей хотелось смеяться и плакать одновременно.

Наконец Дэнд запрокинул голову, пробормотал что-то вроде молитвы, скатился с нее и, улегшись рядом, прижал ее к себе.

Почувствовав, что у нее нет больше сил, она была рада, что он не отпустил ее, а держал так же нежно и крепко, как и тогда, когда они двигались как единое целое, и не вспоминал о том, что ему пора уходить. Поэтому она позволила себе хотя бы ненадолго сделать вид, будто никакого завтрашнего дня не будет.

К тому времени как Шарлотта проснулась, дождь перестал. Щекой она чувствовала мускулистую грудь Дэнда, а его рука, отяжелевшая во сне, обнимала ее. Она затаила дыхание, на несколько секунд позволив себе представить, что это всего лишь первое утро из множества точно таких же, что к вершинам страсти, как это было несколько раз этой бурной ночью, они будут восходить вдвоем день за днем, неделя за неделей в течение многих, многих лет. Легко было мечтать об этом е предрассветной мгле, когда в воздухе еще чувствовался запах секса, а его тело, тесно сплетенное с ее телом, лежало рядом.

Потом послышался шум колес экипажа, проехавшего под окнами. Где-то вдалеке чирикнула птица, и она поняла, что рассвет близок.

Дэнду надо уйти, пока не настало утро.

Она закрыла глаза и потерлась щекой о его грудь.

– Лотти, – произнес он, притянув ее поближе к себе, и она подумала, что он, наверное, давно проснулся и они могли бы побыть вместе еще несколько минут, если бы она не проспала. Но теперь было поздно сожалеть об этом. Слишком поздно.

– Скоро сюда придет моя служанка, – сказала она. – К тому времени тебя здесь не должно быть, иначе свет решит, что мы помирились.

– Отложи поездку к Сент-Лайону на некоторое время, – мрачно сказал он. – Мне нужно еще несколько дней. Скажи, что тебе необходимо купить кое-что из одежды, закончить кое-какие дела...

– У нас нет времени, Дэнд. Тебе это известно так же, как мне. Аукцион может состояться в любой момент. Мне нужно быть там до того, как новый обладатель письма увезет его за пределы Шотландии.

– Всего несколько дней...

– Это может привести к катастрофе. – Она приподнялась на локтях, упираясь в его твердый живот. – Дэнд, я должна ехать.

Где-то в глубине дома послышался звук закрывающейся двери. Очевидно, пришла уборщица, чтобы почистить и разжечь камины.

– Тебе нужно идти, Дэнд. Прошу тебя. Слухи о нас могут дойти до Сент-Лайона. А мы не можем рисковать.

– К чертям Сент-Лайона! – прорычал он и, отыскав ее губы, впился в них страстным поцелуем. Она отвечала ему с той же страстью... но близился рассвет. Чувство долга настойчиво напоминало о себе, отравляя удовольствие, и она наконец вырвалась из его объятий.

– Прошу тебя, – прошептала она. Больше всего на свете ей хотелось бы, чтобы он остался и они снова занялись любовью и чтобы не знали они ни о каких войнах и о письмах, способных изменить их ход. – Прошу тебя.

Он поднял голову:

– Я уйду. Но я что-нибудь придумаю. И вернусь сегодня к вечеру.

– Когда?

– В три часа. Самое позднее – в четыре.

– Лучше попозже. Скажем, в шесть часов. Я снова отпущу слуг.