Как отнять миллион

К кому может обратиться за помощью молодой человек, находящийся в стесненных обстоятельствах, кто поверит ему, если не наставник?

— Здравствуйте, отец Бартимеус, — говорю я.

— Робер, ты совсем забыл старика! — Секретарь аббата откладывает исчерканный лист бумаги, жесткий взгляд смягчается, бледное лицо расцветает искренней улыбкой. — Что привело тебя ко мне на этот раз? Неужели ты опять будешь беспокоить наших упрямых бретонцев, отрывать их от литья пушек ради создания какого-нибудь хитроумного оружия?

— Я тоже рад вас видеть, наставник, — признаюсь я. — Прошу простить мой запыленный вид. Я так спешил к вам, что даже не успел привести одежду в порядок.

Наставник вальяжно машет рукой, мол, все пустое, и небрежно роняет:

— Итак?..

— К сожалению, я здесь по печальному поводу.

— И что же случилось? — вскидывает брови отец Бартимеус.

— Заговор против дофина, — коротко говорю я.

— Заговор, — медленно тянет священник. — Да, это весьма любопытно. Садись. — Он машет в сторону гостевого стула, сам устраивается поудобнее за рабочим столом. — Ну же, начинай, я просто сгораю от нетерпения.

— В день коронации Карл Валуа будет убит, — начинаю я. — Главный заговорщик и претендент на трон — хорошо известный вам Жиль де Лаваль барон де Рэ, тот самый поклонник сатаны, что ушел от меня у Невильской трясины в прошлом году.

Наставник медленно опускает морщинистые веки. Пусть минуло два года, он во всех деталях помнит дело о пропавших детях. В тот раз я получил неограниченное право на наведение должного порядка, но так и не сумел довести дело до конца. Если бы я тогда шевелился чуть быстрее, то мог перетопить в том бездонном болоте всех сатанистов Европы, никто бы и слова поперек не сказал. Увы, не справился. Благо реабилитировал себя тем, что сорвал внезапное нападение англичан на Орлеан. До склероза отцу Бартимеусу еще ой как далеко.

Я продолжаю:

— Барона поддерживает баварский герцог Людовик Виттельсбах, а средний сын герцога Фердинанд, маркграф Бранденбургский, постоянно находится рядом с Жанной д'Арк. Нам он знаком под личиной ее телохранителя Жана де Ли, среднего из баварских «братьев». Заговорщики решили возвести на трон Орлеанскую Девственницу, мужем которой и должен стать барон де Рэ.

— Чьим именно мужем, пастушки Жанны д'Арк или некоей графини Клод Баварской?

— Ныне активно распространяются слухи о якобы текущей в жилах Жанны-пастушки королевской крови. За то, мол, святые и избрали ее в освободительницы Франции, — замечаю я.

— Понятно, — отсутствующе отзывается наставник. Пару минут он молчит, брови сдвинул к самой переносице, морщины на лбу становятся все глубже. — Какой же награды требуют баварцы за оказанную помощь? — наконец интересуется отец Бартимеус.

— Все графство Фландрийское и часть герцогства Бургундского.

— То-то мы удивлялись, отчего германцы никак не выступят против Чехии, — вполголоса замечает наставник. — А ведь Папа Римский давным-давно переправил им деньги на крестовый поход против славян. М-да, лакомый кусочек хотят заглотить баварцы.

Я киваю и добавляю с полнейшей уверенностью:

— Жиль де Лаваль готов на все, лишь бы стать королем.

— Генеральные Штаты никогда не пойдут на то, чтобы поставить женщину во главе королевства, — вслух размышляет наставник, глаза его хитро поблескивают, как во время наших давних разговоров.

— Армия освобождения заставит их, — уверенно парирую я. — Уже сейчас в войске двадцать пять тысяч человек, кто сможет им противиться?

— Ну, допустим, — подумав, кивает отец Бартимеус. — И что же дальше?

— А дальше все просто, — отвечаю я. — Как только Жанну провозгласят королевой, в тот же вечер французское войско, не обращая внимания на англичан, входит в Бургундию. Со стороны германской границы в герцогство Бургундское вторгнется немецкое войско, якобы собранное для очередного крестового похода против чешских «сироток». Все члены семьи Филиппа Доброго будут вырезаны. После завоевания Бургундии объединенное войско обрушится на англичан, и те не смогут устоять. Как видите, план весьма несложный.

Закончив, я замолкаю. Наставник задумчиво тарабанит пальцами по столу, взгляд у него становится каким-то отсутствующим.

— Это может сработать, — признает он наконец. — А теперь поговорим о доказательствах. У тебя они есть, или все это бесплодные мудрствования? Понятно, что я поверю тебе на слово, но для господина Гаспара де Ортона, нашего аббата, потребуется что-то повесомее. Слово простого рыцаря против слова кузена дофина — это даже не столько смешно, сколько печально.

— Я прихватил прекрасное доказательство, сейчас оно ждет за дверью, — говорю я в ответ. — Это правая рука бароне де Рэ, некий господин де Мюрраж. Он пойман на том, что платил распространителям слухов. Запущенная им сплетня свежа и умна. Якобы Орлеанская Дева лечит у бедняков золотуху, чахотку и параличи одним прикосновением. Вроде как уже есть десятки и сотни исцеленных, число которых все растет. — Наклонившись вперед, я добавляю: — Не удивлюсь, если и впрямь появятся люди, которые будут кричать на всех площадях о своем выздоровлении. Или того чище, на пути Жанны поставят носилки с недужными, и эти бедолаги станут совершенно здоровыми от одного ее взгляда!

Люди мы взрослые, а потому прекрасно понимаем, как делаются подобные вещи, разжевывать ничего не надо. Наставник стискивает руки, глаза его наливаются кровью, нижняя челюсть выезжает вперед, словно у драчливого рыцаря, голос дрожит от негодования:

— Лечение золотухи — древнейшее доказательство божественной благодати, что лежит на истинном короле. А уж избавление от чахотки и параличей и вовсе прерогатива святых!

— Хуже всего, что это весьма распространенное в народе суеверие, — нейтральным голосом поддакиваю я. — Им дай только намек, остальное сами додумают. А сервы молчать не станут, они и без того гордятся тем, что надежда Франции вышла из простых пастушек! Все королевство мгновенно забурлит, заволнуется.

Наставник отвечает мрачным взглядом. Если хотите знать, я и в самом деле не понимаю, каким образом люди, страдающие тяжелым кожным недугом, вдруг исцеляются от простого прикосновения, гнойные корки опадают, являя взору здоровую чистую кожу. Ну а излечение туберкулеза или паралича вообще за гранью моего понимания. Здесь особо замечу, что не все исцеленные — жулики или истерички, далеко не все. И никто не скажет с уверенностью, что это, самовнушение или нечто иное. К двадцать первому веку человечество повидало множество чудес, тут и ходящие по огню, и исполняющиеся пророчества, и прочая, и прочая. Замечу, что медицина отнюдь не относится к разделу точных наук, а человек — воистину одно из самых загадочных чудес мироздания.

— Это кощунство, — уверенно резюмирует отец Бартимеус. — Так где, ты говоришь, сейчас находится тот мошенник и грязный плут?