В железном блюде на столе лежали кусок жареного мяса и сморщенная зеленая луковица неизвестного Эльханту растения, рядом стояли чашка и кувшин. Септанта съел немного мяса, запивая вином — это оказался все тот же перебродивший сок крыжовника, — осторожно откусил от луковицы, затем сжевал ее всю. Обувшись, накинув плащ и захватив меч с ножом, вышел из-за перегородки.

Повозка стояла посреди мастерской — теперь на всех четырех колесах. Печка рядом с котлом была разобрана, закопченная железная стенка лежала на полу возле холстины с инструментами. Поправляя ремень ножа на плече, агач вышел наружу. К нему неторопливо приближался мудрый старейшина Джард, облаченный в длинные, достигающие груди штаны на двух перехлестнутых через плечи полосках материи и меховую куртку, с круглой шапочкой на седых волосах. Мех был необычным, поблескивал тусклым серебром, а когда гном поворачивался, тихо звенел, — будто на стол падала пригоршня тонких иголок.

— Мы идем к вашему Путешественнику, — напомнил Эльхант вместо приветствия.

Джард усмехнулся в усы, развернулся и пошел в обратном направлении.

— Кем был тот, кто прибыл сюда вместе с вами и привез Око? — спросил Эльхант, поравнявшись с гномом и приноравливаясь к его шагам. — Ты сказал — человек. Люди. Я слышал эти слова от Лучшей Песни, но…

Гном махнул рукой.

— Внешне они, почти как вы.

— А где живут?

— В ином мире. Мы не ведаем. Это знали наши деды, хотя… Они так и не смогли описать нам путь, которым прибыли сюда. Почему тебя интересует это, Эльхант Гай?

— Потому что Око — это глаз Мадреда Вечного, отца мира. Из него Вечный сделал Кольцо, которое надел на свой палец. Потом Артар оторвал его, Кольцо взлетело и обернулось Солнцем… И все же я ищу его под землей. Драэлнор объяснял так: представь тяжелую, напитавшуюся водой корягу, что плывет по реке. Она погрузилась почти целиком, лишь конец одной из веток торчит над поверхностью. Для того, кто живет в реке, для рыбы или сизого плавунца, коряга представляется по-своему: он видит большой темный ствол. Для меня, если я стану на берегу, будет иначе: ствола я не увижу, хотя, возможно, и пойму, что внизу что-то есть. Но увижу лишь торчащий из воды конец ветки. Мы с плавунцом увидим одно и то же, но иначе. Око — ветка, Солнце — коряга…

— Этот твой Драэлнор мудр, — хмыкнул гном. — Любопытно было бы побеседовать с ним…

— Возможно, вы еще встретитесь. Так кто такой большой человек Октон? Быть может, он — Артар? Ну а этот, который преследовал его, — Мадред? Вечные… — Эльхант замолчал, вспоминая слова оллама. — Они могут принимать любые обличья, являться смертным в каком угодно виде. Драэлнор назвал все это взволнованным бредом друидов, но…

— Я не слышал ничего про Артара и Мадреда. Коряга и ветка… не знаю. Для вас золотой круг — Око, для нас Око — круг или обруч… И даже не для нас, не для гномов. Оно — из мира людей. А большой Октон был магом, очень могущественным. От дедов мы слышали про драгоценные камни, жемчужины, украшающие обруч. Не знаю, сколько их было, но перед тем как отправиться сюда на летающем корабле, Октон раздал их другим магам, не таким великим, как он. Это все, что мы слышали, Эльхант Гай.

Они достигли конца улицы и свернули, направившись вдоль охраняемой вооруженными гномами баррикады. Обитатели селения попадались все чаще, ну а между камнями их копошилось уже множество. Оттуда доносился женский плач. В стороне возле дома стояли трое детей ростом по колено агачу. Они с любопытством рассматривали великана.

— Что это? — спросил Эльхант, остановившись возле широкой железной трубы с колесами. Теперь он разглядел в задней ее части утолщение и узкую дверцу.

— Огнестрел. Машина для метания…

— Машина? Механика, огнестрел, времерка… Почему я все время слышу от тебя незнакомые слова?

Он прошел вдоль трубы, заглянул внутрь. Джард принялся объяснять:

— Мы вынуждены придумывать новые слова, потому что создаем новые вещи. Предметы. Надо ведь как-то называть их. Слова — куда важнее и сложнее, чем кажется на первый взгляд. Хорошее название делает и вещь хорошей. В этом… в этом есть магия. Мы уже не однажды сталкивались с подобным, всякий раз удивляясь… Среди нас много таких, кто любит придумывать и потом создавать новое. Но мало кто умеет давать названия. И когда оно оказывается неудачным — некрасивым… нет, не так — нехорошим словом, то и само изобретение в конце концов оказывается нескладным. Плохая конструкция, неудачная идея, либо оно часто ломается, либо выясняется, что оно бесполезно, и то, что делается при помощи этой вещи, легче делать по старинке либо использовать иную конструкцию… Теперь мы запрещаем тем, кто не обладает даром к этому, придумывать названия. Когда-то лучшим называльщиком был Гарбуш Рассудительный, теперь это юный Латти. Огнестрел — хорошее название, — гном похлопал по железному боку трубы. — И машины, носящие его, не раз спасали нас в беде. Здесь используется также и магия: заклинанием заряжается ядро, которое мечет огнестрел. Идем.

— А живые? — спросил агач по дороге. — Ты говоришь, это важно… Названия живых — их имена? Они тоже могут быть хорошими и плохими, и они влияют на того, кому принадлежат?

— Ты хочешь узнать, хорошее ли слово «Эльхант»? — усмехнулся гном. — Да, пожалуй, неплохое. Чуть банальное… то есть обычное, ожидаемое, но определенное обаяние присутствует в нем. Гай — это что-то нейтральное, а вот «Септанта» кажется мне необычным словом. Возможно, как и ты?.. Вообще же — да, ты прав, имена должны отвечать сущностям тех, кому их дали. Плохой герой получает соответствующее имя… необязательно плохое, но в чем-то неприятное, или резкое, короче говоря — с какой-то червоточинкой.

— Джард… — протянул Септанта. — Это имя кажется мне… как ты сказал, гном? Нейтральным. Нейтральным, да. Оно мало говорит о плохости или хорошести, или вообще о нраве того, кто носит его.

Домик Дика — Путешественника стоял на отшибе, и в нем никого не оказалось, кроме ребенка, чья макушка едва достигала колен Септанты. Юный гном покачивался посреди небольшой комнаты, спиной к гостям, обеими руками вцепившись в темные патлы на темени и глядя на что-то, лежащее на табурете перед ним. Он громко сопел.

Агачу пришлось нагнуться, чтобы не задеть потолок.

— Где Дик? — спросил седовласый гном.

Карлик отнял руки от головы и медленно повернулся. Теперь стало видно, что на табурете перед ним лежит открытая деревянная коробочка, полная каких-то палочек с темными головками.

— Дик… — протянул гном, не прекращая сопеть, попятился, отвел руку назад, нащупал одну из палочек и поднял. — Оно…

Септанта и Джард молча смотрели на него.

— Оно… — Детеныш нагнулся и резко провел рукой по своему деревянному ботинку. Что-то пшикнуло, треснуло — когда он выпрямился, на конце палочки горел зеленовато-синий огонек.

— Во, слышали? Оно делает такой звук… Каждый раз при зажигании вот так… спичш-ш… — прошипел гном. — Я думаю, оно называется… Что ты сказал?