Исиго вздохнул.

И произнес:

— Когда-нибудь я ее выгоню… когда найду кого-нибудь получше… представляете, лично ходил к рыбакам… они и рады продать дочь, не важно кому, главное, чтобы платили… и я как-то поддался искушению, купил себе служанку. Но та сбежала через пару дней. И прихватила с собой пару-тройку довольно ценных вещей. Их я нашел. Девочку тоже. Заплатила, чтобы стать ученицей гейши. Сомневаюсь, что из нее выйдет толк, но ладно… У вас, случайно, нет на примете кого-нибудь, не слишком… испорченного суевериями?

Еще бы понять, что в этом мире является суеверием.

— Жаль. — Исиго верно понял мое молчание. — Вы пейте чай… я дам вам сбор, который поможет очистить кровь и немного сдержит развитие дара. Все-таки это само по себе довольно болезненно… и вам нужен будет учитель…

— Мне сказали, — я таки сумела проглотить липкий сладковатый ком, — его назначат… судья…

— Назначат? — Исиго как-то уж очень оживился. И перышки в его волосах затрепетали, а старуха, следившая за нами из-за угла, скрутила кукиш. — Это хорошо… это очень хорошо… надеюсь, вы не возражаете?

Он провел ладонью над чайником, и бока его охватило призрачное пламя.

Что ж… полезный в хозяйстве навык. Интересно, а с котлом он этот номер провернуть способен? Чтобы рыбу там сварить и…

…и ему что-то надо.

— Я неплохо умею говорить с огнем. Заклинаю воду. Знаю семью семь сотен трав… и в доме Наместника доводилось бывать.

— Что вы хотите? — Я поставила чашку и попыталась не пялиться на старуху, которая весьма активно размахивала фонарем. Меня не отпускала мысль, что она готова обрушить его на голову мальчишки. И если уж решится, то бить будет наверняка.

— Помочь вам.

— Просто так?

— Одаренных мало. И мы должны держаться друг друга…

— Я не собираюсь выходить замуж.

Он рассмеялся, звонко и громко, так, как не принято смеяться здесь.

Робкие улыбки. Заученные и церемонные, как и все прочее… Смешки, которые могли себе позволить совсем юные девушки. И тень улыбки, что мелькала порой на рисованных лицах дам. Или мужчин. Разницы особой нет. Смеяться вот так, раскрывая рот и издавая ужасные звуки, колдунам можно. Хоть что-то им да можно. Раз уж их поставили вне общества, то зачем держаться за глупые обычаи этого самого общества.

— Простите. — Он утер слезу ладонью. И старуха застучала связкой веток по стене. — Вы… не обижайтесь, но вы для меня староваты.

Какое невероятное облегчение.

— К тому же, — исиго посерьезнел, — я все еще надеюсь обзавестись детьми, а вы, как я уже сказал, для этого не годитесь.

— Совсем? — уточнила я.

На всякий случай, а то мало ли, вдруг да, если принести в жертву юную девственницу и оросить черный камень ее кровью… я-то не собиралась ударяться в нетрадиционную медицину, но, подозреваю, желающие найдутся.

— Сложно сказать… скорее всего, появление обыкновенного ребенка вам не повредит. А вот если дитя будет наделено даром, оно сожжет вас. Или наоборот. Тело будет защищаться. У нас редко появляются дети, поэтому… никто не станет рисковать шансом.

— Тогда в чем дело?

— В искренний порыв не поверите?

Я развела руками.

— Простите, но…

— Вы изменились… и это, пожалуй, хорошо. Что ж… в вашем доме я видел девушку…

…и она была столь прекрасна, что запала в душу, и вот уж который день он страдает от неразделенной любви. Чем не тема для постановки? Трагической, где все погибают мучительной смертью.

Не верю.

— Она… — Исиго поднял руки над животом. А старуха отшатнулась, плюнув в спину, правда, плевок упал на не слишком чистый пол. — Я хочу взглянуть на нее поближе… мне показалось, что в ней есть искра.

Юкико?

Маленькая Юкико, которая только-только перестала плакать каждый день? Юкико, под руками которой оживали шелка? Она училась жить…

— Я никого не буду заставлять.

Я закрыла глаза.

Исиго… не стар.

И не заносчив.

Он разговаривает со мной без обычной здесь мужской снисходительности, когда слова цедятся сквозь зубы, а взгляд устремлен над покорной головой.

Он спокоен.

И кажется вполне адекватным, но…

— И не буду решать за нее… и у меня не дом свиданий, если вы поняли.

Исиго вновь рассмеялся.

А старуха попятилась.

Вот… не нравился мне ее взгляд. Определенно не нравился…

А Юкико вряд ли придет в восторг от подобного поклонника.

Получить разрешение на торговлю и вправду оказалось вовсе не просто.

Я подала прошение.

И еще одно.

И еще, присовокупив к прошению отрез отличного шелка и корзину с сушеной рыбой. А заодно пару монет, которые были приняты снисходительно, будто бы так оно и надо… монеты исчезли в рукаве, а я была удостоена величественного кивка…

Интересно, а если с жалобой обратиться?

Или не пустят?

Местная бюрократия, отточенная веками, не позволяла простым смертным вмешиваться в работу государственного аппарата со своими мелкими просьбами и уж тем паче жалобами.

Не столько опечаленная, сколько несколько утомленная — день выдался на удивление жарким, будто лето опомнилось и решило еще немного задержаться на острове, — я присела в тени старого клена. Листва его, потраченная багрянцем, была достаточно плотной, чтобы защитить меня от яркого света. А огромный рыжий камень вполне сошел за лавку.

Девочка-оннасю, так и не удосужившаяся выбрать имя — а что, дело это долгое, требующее полной самоотдачи, — устроилась в ногах, ни слова не сказав о том, что кимоно мое будет испорчено, да и вообще приличные дамы на камнях не сиживают.

Им вообще уставать не положено.

Они всегда свежи, очаровательны и преисполнены счастья, которым с окружающими делятся щедро, не забывая при этом щедрость свою маскировать хорошими манерами.

Мне надо успокоиться.

Бюрократия?

Можно подумать, раньше не сталкивалась. И та, другая, мало отличалась от нынешней. Разве что взятки брали не столь откровенно, а словно бы стесняясь… да и не шелками с сушеной рыбой.

Надо просто подумать…

Найти если не выход, то человека, который знает, где этот треклятый выход находится. Сомневаюсь, что экологическая ниша посредничества еще не занята, это естественно при существующем раскладе. И только понять бы, где искать этого самого посредника… и чтобы оказался действительно им, а не проходимцем, который решил поиметь легких денег… а что, глупая женщина, и вообще…