Но только на следующую ночь на нашем пути возникло что-то стоящее. Вскоре после одиннадцати часов вахтенный офицер заметил на юге от нас темный силуэт. Прозвучал сигнал тревоги. Выбравшись на мостик, я никак не мог определить, что за судно перед нами. Ночь была лунной, но туманной, и его очертания искажались во влажной атмосфере. Только две вещи я мог сказать с уверенностью: судно двигалось на северо-восток и определенно не было джонкой. Это могло быть торговое судно средних размеров, о котором меня предупреждали, или крупная субмарина, или морской охотник (если нам очень не повезет). До последней минуты я был склонен считать, что передо мной торговое судно. Нельзя было упускать такой шанс, и я приказал взять лево руля.

Выйдя на атакующую позицию, я приказал приготовить четыре трубы, установив глубины 8 и 12 футов. Я решил пустить их с небольшим упреждением, чтобы компенсировать возможные ошибки в расчетах. Наш радар не видел цель, иными словами, был бесполезным. Я установил на мостике ночной прицел, направил его в сторону цели и дал команду приготовиться.

Глядя в перекрестье прицела, я выжидал, когда темная клякса (она же вражеский корабль) начнет движение вдоль светящихся стрелок. Когда момент настал, я был неприятно удивлен, обнаружив, что меня бьет дрожь, с которой я не могу справиться. Враг медленно продвигался к точке прицела. Осталось только три четверти корпуса, половина (я еще мог передумать и дать ему убраться восвояси), четверть…

– Первая пошла!

Субмарина вздрогнула, вытолкнув из трубы первую торпеду, которая устремилась к цели. Скорчившись у прибора ночного видения, я ждал, пока нос субмарины коснется перекрестья.

– Вторая пошла!

Черная цель продолжала двигаться вперед, не подозревая, что к ней со скоростью 40 узлов спешат смертоносные торпеды.

– Третья…

– Четвертая…

Я выпрямился и посмотрел вдоль линии огня. Торпеды друг за другом бежали под водой: в лунном свете я видел мерцающий след в потревоженной воде. Теперь меня охватило страстное желание развернуться и уйти как можно дальше на максимальной скорости. Но если бы я сделал это, враг непременно заметил бы, как мы разворачиваемся, и получил бы фору во времени, чтобы увернуться от торпед. Поэтому я стиснул зубы и продолжал идти прежним курсом, полагая, что не увидеть нас может разве что слепой. Я направил бинокль на вражеский корабль и, затаив дыхание, следил, как он приближается к линии огня. Он двигался неизменным курсом, очевидно не подозревая о нашем присутствии. Но мы теперь находились достаточно близко к нему, значительно ближе, чем в начале атаки. И неожиданно я с тревогой понял, что мы стреляли по морскому охотнику, до которого теперь оставалось не более мили.

К моему ужасу, он миновал линию огня невредимым, но, скорее всего, заметил плывущие в воде торпеды. Я наклонился к переговорному устройству:

– Пост управления! Ныряем! Ныряем!

Послышалось шипение – это открылись клапаны цистерн главного балласта. Я рывком обернулся к людям на мостике:

– Все вниз!

Пока впередсмотрящие и вахтенный офицер спускались по трапу, я успел еще раз взглянуть на вражеский корабль. Из трубы столбом поднимался черный дым, он увеличил скорость: очень торопился убить. Обругав себя за то, что промахнулся, я прыгнул в люк, задраил его и поспешно спустился в пост управления, на ходу обдумывая, что теперь делать.

– Закрыть крышку нижнего люка. Лево руля. 100 футов. Курс 130. Приготовиться, сейчас нас начнут забрасывать глубинными бомбами. Штурман, какая здесь глубина? Скажете, когда мы будем идти на этой скорости две минуты…

Поскольку враг приближался быстро, его акустическая аппаратура не могла работать эффективно. Значит, мы могли увеличить скорость, чтобы уйти как можно дальше от места погружения, не особенно опасаясь быть обнаруженными. С другой стороны, высокая скорость под водой ведет к быстрому истощению ресурса батарей, который нам будет жизненно необходим, если бомбежка продлится долго. Поэтому через две минуты я приказал снизить скорость до двух узлов. На этой скорости наши винты работали практически бесшумно.

– Отключить вентиляторы… Абсолютное молчание в отсеках…

Когда, спасаясь от врага, уходишь на глубину, существует одна сложность. Резко возрастающее давление воды сдавливает корпус, уменьшая его объем и слегка утяжеляя субмарину по отношении к плотности воды. При этом приходится корректировать дифферент, то есть включать насосы, создающие много шума. Но в этот раз нам повезло. Опустившись на 80 футов, мы обнаружили, что угол погружения стабилизировался возросшей плотностью воды. На 100 футах мы смогли удерживать лодку на глубине без корректировки дифферента. Слои воды высокой плотности – обычное явление в теплых водах, поэтому очень полезно знать их расположение. Для этого обычно проводятся тренировочные погружения – до обнаружения такого слоя. Еще одно преимущество плотного слоя заключается в том, что при попадании в него звук быстро теряет силу, что помогает ввести в заблуждение вражеских акустиков.

Блейк доложил, что глубина здесь порядка 25 саженей. Мы опустились на 120 футов. Оставалось только ждать. Устройства кондиционирования воздуха были отключены, и сразу начала ощущаться жара. Пот заливал глаза, промочил рубашку… Я сдернул с себя мокрую рубашку, оставшись в одних шортах. Кое-кто последовал моему примеру. Взгляды всех присутствующих невольно обратились к акустику Макилмюррею, замершему над своими приборами. Вскоре он обернулся ко мне:

– Контакт, зеленый 170, сэр.

Вражеский корабль приближался со стороны кормы.

– Он приближается, поворачивает влево.

Я изменил курс на 15 градусов, стараясь как можно дольше удержать врага за кормой, и подошел к карте, на которой Блейк отмечал все наши перемещения. Мне нужно было увидеть, где мы располагаемся по отношению к изобиловавшим вокруг мелям, и решить, что делать. Неприятной неожиданностью явилось открытие, что мы идем на ист-зюйд, а должны были уходить на норд-вест. Мой план был несложным: постепенно развернуться на северо-западный курс, стараясь удерживать врага сзади.

Ровно через десять минут после погружения Макилмюррей произнес слова, которые все подводники ненавидят лютой ненавистью:

– Он быстро приближается, пеленг зеленый 175, сэр.

А потом раздались два оглушительных взрыва, их эхо разнеслось на много миль по песчаному дну моря, а потом вернулось к нам. Откуда-то сверху отвалилось несколько кусков пробки, но свет не погас. Я вспомнил свой первый опыт в этом вопросе, полученный три года назад, и с видом знатока произнес:

– Не очень близко.

Старший помощник удивленно поднял брови, а рулевой позволил себе скептическую улыбочку. Все ждали.

Больше всего на свете я ненавидел это молчаливое ожидание. Ты не знаешь, когда последует очередной взрыв, и будет ли он ближе, чем предыдущие. Когда же он происходит, ты принимаешь его как данность, не имея возможности отплатить тем же. Ты только, крадучись, отползаешь в сторону, не зная, что в эти минуты предпринимает враг. Барометр надежды поднимается и падает в зависимости от сообщений акустика.