— Так это были вы, ребята! — Я и сам не заметил, что произнес эти слова вслух. Самое удивительное, что и Один, и Афина настороженно оглянулись — можно было подумать, что они меня услышали. Впрочем, в этом я все-таки здорово сомневался…

Целый день я зачарованно следил за их перелетами с амбы на амбу. Мне довелось увидеть почти всех Олимпийцев, впрочем их настоящий облик остался для меня тайной — эти ребята, как и Афина предпочитали пользоваться чужими лицами. Среди них обнаружилось целых два Элвиса Пресли: один из них оказался Аполлоном, а другой — не кем иным, как самим Марсом, что здорово меня насмешило.

Насколько я понял из разговоров, эти двое находились в состоянии перманентной ссоры, поскольку никак не могли поделить полюбившийся им сладкий образ. Мне внезапно пришло в голову, что настоящий Элвис наверняка находится в моем войске — если только он не был ни ангелом, ни инопланетянином, что довольно сомнительно. Я подумал, что надо бы при случае разыскать этого красавчика и рассказать ему о его посмертной славе, грех лишать человека его последнего триумфа. Наверняка парень будет доволен своим успехом среди богов-Олимпийцев, еще бы: вот это, я понимаю, зрительское признание!..

Кроме двух Элвисов среди Олимпийцев обнаружился Ричард Чемберлен — это был Гермес. Из его беседы с Одином и Афиной я быстро понял, что Чемберлен — это чистой воды случайность, короткий эпизод в его биографии, поскольку шустрейший из богов меняет свой облик по несколько раз в день: никак не может остановиться на чем-нибудь определенном. На этого дядю было приятно посмотреть — в отличие от своих товарищей он не выглядел ни обеспокоенным, ни огорченным. Судя по всему, Гермес был таким же легкомысленным оболтусом, как и я сам… впрочем, куда уж мне: у него-то в запасе была всего одна жизнь, тем не менее, он лучился насмешливой улыбкой, в лицах описывал ночное сражение с неведомым гостем, комично передразнивал серьезных валькирий и беззаботно сыпал ехидными комментариями — одним словом, Меркурий купил меня с потрохами! Впрочем, он нравился мне еще в те невообразимо далекие времена, когда я считал его просто литературным героем…

Богиня Диана предстала перед своими гостями отнюдь не в обличьи юной охотницы.

Эта барышня присвоила себе холодное очарование Марлен Дитрих — мне оставалось только тихонько аплодировать достоинству, с которым она его носила. Гефест, к моему величайшему изумлению, облюбовал для себя трогательный облик Чарли Чаплина — может быть хромого бога очаровала нелепая, но проворная походка этого маленького человека? Гелиос оказался почитателем Боба Марли: он не только позаимствовал эту экзотическую внешность, оставив при себе свою солнечную золотистую шевелюру, но еще и тихонько мурлыкал что-то из его репертуара — впрочем, ему это даже шло. Под занавес мне посчастливилось лицезреть Зевса, и это было главным сюрпризом.

Очевидно, киноактеры и прочие выдающиеся деятели массовой культуры были ниже достоинства Громовержца: их легкомысленному обаянию он предпочел морщинистую физиономию старой черепахи, украшенную гротескными густыми бровями. Через несколько секунд я узнал это лицо: когда-то оно принадлежало Леониду Брежневу и ассоциировалось у меня исключительно с идиотскими словосочетаниями вроде «холодной войны», или «советской угрозы» — чушь какая-то!

— Наконец-то я вижу рожу, которая может хоть как-то сойти за лицо врага!

— Весело сказал я Джинну. — Хотя, на мой вкус, он все-таки слишком смешной!

— Зевс — очень опасный противник, каким бы забавным он тебе сейчас не казался. — Сухо заметил Джинн.

— Охотно верю. — Кивнул я. Из-под лохматых бровей на меня смотрели такие грозные глаза, что я ни на секунду не сомневался в возможностях этого дяди, и искренне радовался, что он находится где-то далеко позади: легендарная молния в его кулаке казалась мне весьма конкретной штукой!

Никакой стратегически полезной информации я из этого киносеанса так и не почерпнул, поскольку до планов нападения на мое войско дело не дошло: ребятам явно было не до нас. Визиты таинственных недоброжелателей казались им куда более животрепещущей темой! Как бы не храбрились эти гордецы, но даже мне было видно, насколько они напуганы. За этот долгий день Один выпустил из себя литров сто крови, украшая жилища своих друзей защитной руной. Он мрачно объяснял Олимпийцам, что защитить их руна, увы, не сможет, поскольку ему неизвестны имена убийц, но она даст знать о приближении врага валькириям — все лучше, чем ничего… Олимпийцы благодарили его вежливо, но немного разочарованно: думаю, в глубине души они надеялись, что Один способен быстро разобраться с этой проблемой. В общем, настроение в лагере наших противников было отнюдь не приподнятое. К тревоге за собственную судьбу прибавлялась печаль о погибших. Афина то и дело примеряла скорбные морщинки на лоб Марлона Брандо, ее родственники тоже не отставали, даже грозный Зевс чуть не пустил слезу, вспоминая свою Геру, теперь уже бессмысленно мертвую, словно в ее жилах не текла кровь безумного Кроноса…

Можно было подумать, эти ребята каким-то образом чувствовали, что за ними наблюдает человек, который может им помочь и старательно демонстрировали мне свою беспомощность и смятение, чтобы растопить мое каменное сердце.

Знали бы они, как это легко: оно и каменным-то никогда толком не было, к моему величайшему сожалению!

Когда я оторвался от экрана, сумерки уже сгустили воздух, сделав его не правдоподобно свежим. Небо справа от меня было темно-лиловым, а слева поспешно догорал закат, великолепный, но катастрофически короткий, как всегда бывает в пустыне. Я решил, что мне следует на время покончить с наблюдением за чужой жизнью и заняться устройством своей собственной: я с удивлением понял, что сегодня вечером мне возможно удастся заснуть, хотя мысли о еде, или чашке кофе по-прежнему вызывали у меня равнодушное отвращение.

— У меня сегодня была одна забавная встреча. — Сообщила мне Доротея, усаживаясь рядом со мной возле костра. Кажется, ей не терпелось поделиться впечатлениями.

— Что, встретила в нашем войске кого-то из старых друзей? — Оживился Анатоль. — Иногда мне приходит в голову, что среди тех, кто следует за нами, должны быть абсолютно все, кого я знал — как бы это сформулировать… — при жизни! Считается, что в этой армии служит все человечество, верно? Но когда я думаю о том, что можно было бы разыскать кого-то из знакомых, поболтать с ним о «старых добрых временах», я не испытываю никакого энтузиазма, скорее наоборот… Совершенно на меня не похоже!

— Я понимаю, о чем ты говоришь. — Энергично закивала Доротея. — Меня тоже почему-то совсем не тянет отправиться на поиски друзей юности, в глубине души я даже боюсь, что такая встреча может случиться… Но я не встретила старого знакомого. Со мной разговорилась одна милая девочка, но я не знала ее прежде… Не в этом дело: сначала Мари — ее так зовут — вывалила на меня подробную информацию о своей коротенькой жизни — ничего интересного, если честно, но пришлось выслушать: она так обрадовалась, что я не посылаю ее куда подальше! Да я бы и не смогла ее послать.

Когда едешь верхом на такой громадине, а человек идет пешком, да еще и смотрит на тебя снизу вверх и с надеждой спрашивает, можно ли с тобой поговорить… Это какой же надо быть сукой, чтобы послать!