И Булгакову нечего обиженного из себя строить. Если ко всему придираться, так мы друг другу много насчитать можем. А по мне так: взял да ответил хорошенько, а то и другим способом расквитался за обиду, а цацкаться с этим… — Мазин презрительно скривил губы и пожал плечами. — Разбираться так разбираться. Вот Одинцов статью написал и всё на Трубачёва свалил, а Булгаков тоже не молчал. Он сам Трубачёва обозлил! Ты, говорит, весь класс подвёл, а тому, может, это хуже всего на свете! И мел он клал? Клал. А я стащил… И дело с концом…

— Ты всё сказал? — спросил Митя.

— Нет, не всё. — Мазин заспешил: — Одинцов тоже… не разберётся, а пишет. А потом кто-то фамилию зачеркнул, и опять все на Трубачёва… — Мазин кашлянул в кулак, говорить ему было больше нечего. — Проклятый мел! — пробормотал он, не выдержав пристального взгляда учителя.

— Мазин, сядь. Мы с тобой ещё поговорим. Просто стыдно перед Сергеем Николаевичем, какие возмутительные вещи тут открываются!

— Прошу слова! — крикнул кто-то из ребят. Митя поднял руку:

— Я ещё не кончил. Когда кончу, кто хочет — возьмёт слово… Так вот, Трубачёв, я хочу, чтобы ты ответил мне сам: почему ты ушёл с урока? Если даже тебя заподозрили в том, что ты зачеркнул свою фамилию, а ты, скажем, этого не делал, так неужели ты не мог найти способ выяснить это? Почему ты не пришёл ко мне, к Сергею Николаевичу?

Трубачёв молчал.

— Я не думаю, Трубачёв, что ты трус, но я боюсь, что ты и в этом виноват. Я думаю, что если ты не сам зачеркнул свою фамилию, то ты хорошо знаешь, кто это сделал.

— Я не знаю, — твёрдо сказал Трубачёв, сжимая зубы. «Пусть Мазин сам сознаётся, если хочет», — подумал он.

— Трубачёв, ты знаешь, — тихо и настойчиво сказал Митя.

Трубачёв опустил голову.

Ребята заволновались:

— Трубачёв, сознавайся!

— Трубачёв, говори!

Малютин протиснулся через толпу и вытянул вперёд худенькую руку.

— Я прошу слова, Митя! Митя, слова! — прорываясь к столу, кричал он.

— Дайте ему слово, — шепнул Мите учитель.

— Сергей Николаевич, это не он! Митя правильно сказал. Я Трубачёва знаю — про себя он бы сразу сказал. Это кто-то другой… Ребята! — Сева повернулся к молчаливым, взволнованным ребятам. — Если сейчас здесь сидит человек, который сделал это, и если он молчит, то этот человек… последний…

Петя Русаков вдруг вынырнул из кучки ребят и бросился к Малютину:

— Ты… не твоё дело… Я не последний человек… Я сам скажу… — Петя поискал глазами Мазина. — Мазин! Мазин! Это я зачеркнул фамилию! Я хотел сделать лучше, я не думал, что скажут на Трубачёва!

Петя весь дрожал, поворачиваясь во все стороны.

Мазин, расталкивая ребят, подошёл к нему и обнял его за плечи.

— Не реви, — сказал он, отводя его в сторонку и смахивая с его щёк слёзы. — Ну, не реви…

Васёк стоял ошеломлённый и смотрел им вслед. Тишина внезапно прорвалась шумом голосов. Ребята поднимали руки, требовали слова. Митя быстро взглянул на учителя и сел.

— Степанова, говори!

— Ребята, я хочу сказать… — голос у Вали сорвался, она глубоко вздохнула, — что мы мало знаем друг друга…

— Что? Почему? Как? — зашумели ребята.

Валя поправила на лбу волосы, перекинула через плечо косу.

— Потому что вот Мазин и Русаков сейчас как-то так хорошо поступили, что у меня просто… ну… Я их обоих как будто знала и раньше, в классе, а по-настоящему узнала только сейчас… Но я… мне… — Она остановилась, подыскивая слова.

— Говори! Говори! — одобрительно зашумели опять ребята.

— И всё равно мне многое непонятно. Например, почему Русаков фамилию зачеркнул? И ещё… Знал или не знал об этом Трубачёв? Если не знал, то почему он как-то странно молчал? Как будто что-то скрывал, что ли… Вот, ребята, если кто понял — скажите, или пусть Трубачёв сам всё расскажет!

— Верно! Верно!

— Трубачёв, говори!

— Мы тоже не поняли!

— А я и сам ничего не понял, — неожиданно сказал Васёк, всё ещё глядя на Русакова и Мазина. — Я сейчас всё начистоту расскажу, как было. Я пришёл, а фамилия зачёркнута… А вечером… ну, перед этим… Мазин меня около дома ждал, поздно уже… я после редколлегии так себе гулял… А он пришёл ко мне и говорит: «Мы тебя выручим». Я и думал, что это он выручил. — Васёк грустно усмехнулся и посмотрел на ребят. — Не мог же я про него говорить…

— Ты про меня думал? — вдруг отозвался Мазин. — А я про тебя! Эх, жизнь! — Он хлопнул себя ладонью по щеке и засмеялся. — А это Русаков Петька!

— А при чём Русаков?

— Пусть Русаков говорит!

— Разбираться так разбираться!

— Тише!

— Говори, Петя!

Митя и учитель сидели молча, с интересом слушая разбор дела. Ребята разгорелись, заспорили, останавливая друг друга:

— Тише! Тише!

— Не мешайте! Пусть сами скажут!

Кто-то тихонько подтолкнул к столу Петю Русакова.

— Это я… — Петя взмахнул длинными ресницами в сторону Мазина. — Для Мазина я это сделал… И ещё потому, что из-за нас у Трубачёва ссора вышла… И про него статью написали… — Петя развёл руками. — Только я, ребята, когда зачёркивал, не думал, что на него подумают.

— А что же ты думал? —