отметивший, что вариант, предложенный Святославичами, восходил к православной (византийской) традиции погребения (размещение гробницы на южной галерее хоров), а вариант, предложенный Владимиром Мономахом (размещение гробницы в центре храма), – к католической. По мнению исследователя, тот факт, что предстоятелем Русской церкви в это время был грек Никифор, один из поборников антикатолической пропаганды, автор полемического «Послания о латинской вере» (адресованного как раз Владимиру Мономаху), способствовал тому, что отклонение предложения киевского князя при жеребьевке было предрешено, но это обстоятельство вряд ли имело принципиальное значение[384]. В дальнейшем Владимир Мономах продолжал покровительствовать Борисоглебскому культу. Как сообщает «Сказание о чудесах…», по перенесении мощей в новую церковь он еще больше украсил святые гробницы: «Исковал серебряные пластины и святых на них изобразил и позолотил, ограду же оковал серебром и золотом, устроил позолоченные с большими хрустальными подвесками, сверху покрытыми золотом, светильники, в которых всегда горели свечи»[385]. Эта информация находит подтверждение в Ипатьевском списке ПВЛ: «Владимир же оковал раки серебром и золотом и украсил гробы их, также и своды оковал серебром и золотом, и поклоняются им люди, прося прощения грехов»[386].

В 1117 г. киевский князь заложил церковь князьям-мученикам на реке Альте – месте гибели Бориса. Здесь же 19 мая 1125 г. скончался и он сам. Почитание страстотерпцев продолжалось и в Чернигове. Давыд Святославич возвел здесь церковь Бориса и Глеба (или, как считал М. Х. Алешковский, Глеба и Бориса)[387], где и был погребен в 1123 г. (до этого усыпальница черниговских князей находилась в основанной Мстиславом Тмутараканским церкви Святого Спаса)[388]. На Смядыни, где погиб св. Глеб, также был основан Борисоглебский монастырь в честь князей-мучеников, который при случае мог служить и тюрьмой. В 1138 г. здесь некоторое время находился под стражей князь Святослав Ольгович, изгнанный из проявившего «вольность» Новгорода и захваченный жителями Смоленска[389]. В 1145 г. внук Владимира Мономаха Ростислав Мстиславич заложил на Смядыни каменную церковь Бориса и Глеба. В Мгарском сборнике и Киевской минее XVII в. сохранился рассказ о том, что в 1177 г. в монастыре на Смядыне произошло исцеление Мстислава и Ярополка Ростиславичей (правнуков Владимира Мономаха), которые после гибели в 1174 г. своего дяди Андрея Боголюбского претендовали на «владимиро-суздальское наследство», но потерпели поражение в борьбе с его младшим братом Всеволодом Большое Гнездо (1176–1212) и были ослеплены по настоянию жителей Владимира (в летописной версии – по решению победившего князя), а затем отпущены на свободу и прозрели в Смядынском монастыре[390]. Во время княжения в Смоленске сына Ростислава Мстиславича Давыда (1180–1197) на территории монастыря был возведен храм в честь св. Василия. В 1191 г. в Смядынь были перенесены из Вышегорода старые саркофаги Бориса и Глеба. Возможно, это могло быть связано с тем, что князь хотел превратить Смядынский монастырь в такой же религиозный центр, как Вышегород[391], где останки Бориса и Глеба сохранялись до монгольского нашествия 1240 г., во время которого были утрачены.

Братоубийство в династической борьбе на Руси XII–XVI вв.

Формирование Борисоглебского культа не предотвратило покушений на братоубийство среди русских князей. Особенно этим отличались рязанские князья – потомки Святослава Ярославича, междоусобия которых на рубеже XII и XIII вв. являлись головной болью для Всеволода Большое Гнездо, боровшегося за гегемонию Владимира над соседними княжествами. Лаврентьевская летопись под 1186 г. сообщает: «Возбудил дьявол вражду, издавна ненавидя добрых в роду человеческом и борясь с теми, кто хочет его спасти. Как в прежние дни Каина на Авеля, брата своего, а потом Святополка на Бориса и Глеба власти ради, чтобы одному власть принять, а братьев избить, так и этих Романа, Игоря и Владимира подстрекнул на младших братьев Всеволода и Святослава. И был жестокий мятеж в Рязани: братья искали братьев, чтобы убить, и послали звать их к себе на совет, чтобы захватить их хитростью. Они же, узнав о том, начали город укреплять. Другие, услышав, что город уже укрепляют, пошли к Пронску, осадили его и начали разорять города и села.

Услышал о том великий князь Всеволод Юрьевич, сын правоверный, и, боясь Бога и не желая видеть кровопролитья у них, послал к ним из Владимира своих послов в Рязань к Глебовичам – к Роману, и к Игорю, и к Владимиру, говоря им: „Братья! Зачем так делаете: недавно с половцами воевали, а ныне хотите братьев своих убить!“ Они же, услышав это, восприняли дерзкие мысли и начали гневаться на него и большую вражду воздвигать».

На сей раз дело ограничилось вооруженным конфликтом рязанских князей с Великим князем Владимирским, но треть века спустя ситуация повторилась с трагическим исходом. В Лаврентьевской и Новгородской I летописи старшего извода под 1218 г. сообщалось: «Глеб Владимирович, князь рязанский, подученный сатаной на убийство, задумал дело окаянное, имея помощником брата своего Константина и с ним дьявола, который их и соблазнил, вложив в них это намерение. И сказали они: „Если перебьем их, то захватим всю власть“. И не знали окаянные божьего промысла: дает он власть, кому хочет, поставляет всевышний царя и князя. Какую кару принял Каин от бога, убив Авеля, брата своего: не проклятие ли и ужас? или ваш сродник окаянный Святополк, убив братьев своих, тем князьям не принес ли венец царствия небесного, а себе – вечную муку? Этот же окаянный Глеб ту же воспринял мысль Святополчью и скрыл ее в сердце своем вместе с братом.

Собрались все в прибрежном селе на совет: Изяслав, кир Михаил, Ростислав, Святослав, Глеб, Роман; Ингварь же не смог приехать к ним: не пришел еще час его. Глеб же Владимирович с братом позвали их к себе в свой шатер как бы на честный пир. Они же, не зная его злодейского замысла и обмана, пришли в шатер его – все шестеро князей, каждый со своими боярами и дворянами. Глеб же тот еще до их прихода вооружил своих и братних дворян и множество поганых половцев и спрятал их под пологом около шатра, в котором должен был быть пир, о чем никто не знал, кроме замысливших злодейство князей и их проклятых советников. И когда начали пить и веселиться, то внезапно Глеб с братом и эти проклятые извлекли мечи свои и стали сечь сперва князей, а затем бояр и дворян множество: одних только князей было шестеро, а бояр и дворян множество, со своими дворянами и половцами. Так скончались благочестивые рязанские князья месяца июля, в двадцатый день на святого пророка Илью»[392].

Организатору этого преступления не удалось воспользоваться его плодами: