Зайдя за угол, мы сразу же понимаем, что попали в ловушку. Впереди двери в общий гостиный зал, и зайти за них можно только имея карту жильца этого жилого блока. Или имея карту стража, но только получив предварительно для этого какую-то “санкцию”. Затылками ощущая, что, по крайней мере, один из стражей пошел за нами, чтобы убедиться в нашей благонадежности, мы чуть было в отчаянии не останавливаемся сначала прямо посреди коридора, чтобы особо внимательно изучить нарисованную прямо на стене картину, но оттуда замечаем чуть дальше в нише вендинговый автомат и кидаемся с особым вниманием изучать его меню. Автомат, оказывается, выдает все к завтраку, включая выпечку, а вот время послеобеденное. Ну и ладно. Не пообедав, нам удается выдать вполне искренний интерес к булкам, которые автомат, вежливо прокомментировав голосом приятного тембра наш “прекрасный выбор”, вознамеривается для нас подогреть. Согласившись минутку подождать, мы, как бы невзначай оборачиваемся, чтобы увидеть, что страж в синей форме, потеряв к нам интерес, уходит обратно за угол.

Только прожевав выданные нам через тридцать секунд нежные булочки с вареньем, мы рискуем вернуться по коридору к двери Паломы и позвонить.

Нам долго никто не открывает, и мы уже успеваем испугаться, что стражи устроили обыск без присутствия жильца, а, значит, наши общие дела обстоят очень плохо, но наконец зареванная и взлохмаченная Палома появляется перед нами. Она тут же бросается мне на шею и продолжает громка плакать уткнувшись носом мне в волосы. Я обнимаю ее и пытаюсь мягко втолкнуть обратно в квартиру, чтобы Лекс мог закрыть за нами дверь.

Пока Палома старается взять себя в руки, мы успеваем осмотреться. В нескольких комнатах все перевернуто вверх дном. Поскольку она с сыном долгое время скиталась по чужим углам, большая часть вещей еще недавно была в коробках для перевозки. Сейчас же все вывернуто и разбросано по полу. Разбитые рамки с фотографиями валяются вдоль стены, уцелела лишь одна, где ребенок совсем маленький. Его самого к счастью в квартире нет.

— Эти сволочи угрожали мне! — причитает Палома. — Они уверены, что это я что-то сделала с Сэмом! Если я через два дня сама не… — она захлебывается в слезах. — Они заберут меня и развяжут мне язык… вы представляете как. А что будет с моим мальчиком тогда?

— По документам он мертв, — говорит Лекс растеряно.

— Но если я окажусь у них, они как-то вытащат у меня это прямо из головы! — вопит Палома, бешено жестикулируя. — Они все узнают, я не смогу его защитить от них! — Сейчас в приступе паники она выглядит умалишенной, спутанные вьющиеся волосы торчат во все стороны, лицо опухло от слез и искривилось в жуткой гримасе боли.

— Мне никогда от них не избавиться! Надо бежать… — Палома падает на колени и начинает истерично сгребать вещи в одну из покореженных коробок.

Без новых фиктивных документов, которые еще нужно как-то достать и оплатить, как мы все прекрасно понимаем, она не сядет с сыном на поезд. Даже если в приступе отчаяния она решится идти пешком через лес…для нас, городских жителей, такой многодневный поход кажется непосильной задачей. Но даже если она доберется до другого города, что она там будет делать без денег и документов? А если попробует прибиться к какому-нибудь вольному поселению на свободных территориях, то это еще сложнее. Местные относятся к чужакам с особым подозрением, могут убить или в лучшем случае передать стражам. По крайней мере, так нам говорили в школе. Хотя за последнее время мы имели возможность убедиться, что некоторая информация оттуда не совсем соответствует истине.

— На самом деле у них же нет ничего против тебя, — возражает Лекс. — Кроме мотива. Наверняка твой Сэм многим напакостил в жизни, и стражи занимаются тем, что просто ходят и угрожают всем потенциальным кандидатам в его убийцы. Она наверняка блефуют и никуда тебя через два дня не заберут, всего лишь пытаются на тебя надавить на случай, если ты хоть что-нибудь знаешь о его исчезновении.

Палома на секунду останавливается, но тут же отрицательно качает головой.

— Нет, они наверняка что-то знают! Они вели себя так уверено! Нет, они точно знают, что это я его убила!

— Ну, вообще-то это я его убил, — напоминает Лекс.

— Хватит признаваться в том, чего не было! — кричу я, со страхом оглядываясь вокруг. Могли наведавшиеся стражи незаметно установить здесь прослушку? Конечно, могли, но куда?! Я начинаю бегать по комнатам, оглядывая все поверхности. Лекс, чертыхнувшись, начинает мне помогать. Палома же продолжает упрямо и беспорядочно запихивать вещи в помятые и рваные коробки, что вообще-то довольно бесперспективно, но если это ее успокаивает, то пусть.

Никому из нас так ничего и не удается найти. Правда, откуда нам знать, что именно надо искать. Выдохнувшись, мы все трое падаем на пол.

Пока что совершенно неясно, что делать с Паломой. Но бежать ей или даже прятаться опасно, стражам это может показаться свидетельством вины. Вытащив в коридор, стараемся хотя бы предостеречь ее на счет хозяев игры, но как можно мягче, чтобы не вызвать новый приступ паники. В итоге расстаемся с ней с тяжелым сердцем.

Поспешно спускаясь обратно в школу, встречаем возле дверей на уровень Мориса.

— О Герти я позаботился, — говорит он. — Она отпросилась с работы на несколько дней, и я отвел ее к ее друзьям. Мы договорились, что она пока не будет оттуда выходить, пока мы все не решим. Я сказал, чтобы она держала телефон выключенным и больше ни с кем не связывалась. Так что, думаю, она сейчас в относительной безопасности.

— Одной проблемой меньше, — вздыхает Лекс. Он быстро вводит Мориса в курс дела. Потом мы его оставляем возле выхода, а сами спешим к аудитории, где по расписанию вот-вот должен закончиться последний урок Никты — акбрата учительницы химии. Нам предстоит уже на месте быстренько догадаться, кто именно из двадцати школьников наш объект.

Преследовать Никту и легко, и сложно одновременно. За всю дорогу она ни разу не оборачивается, внезапно не тормозит и очень четко и заранее демонстрирует свое намерение запрыгнуть на подъемник или в двери автобуса. Зато двигается она быстро, чуть ли не бежит, а в толпе лавирует как реактивная белка. Пара задетых ею