Первое восстание было организовано в Хорасане Сумбадом, зороастрийцем, который собрал войско численностью 100 000 человек, утверждая, что Абу Муслим не умер, а превратился в белого голубя[376]. Другой центральноазиатский мятежник Исхак по прозвищу Тюрк, неграмотный последователь Абу Муслима, провозгласил себя преемником Зороастра[377]. Затем суконщик из Мерва по имени Хашим ибн Хаким, поднявшийся до должности военачальника при Абу Муслиме, провозгласил себя преемником всех пророков – от Моисея и Христа до Мухаммеда и, что особенно важно, самого Абу Муслима. Закрыв зеленой тканью свое предположительно обезображенное лицо, Муканна, или Закрытый покрывалом, сплотил население в регионе от Бухары до современного Таджикистана, чтобы отомстить Аббасидам во имя единственной истинной веры[378].

Тем временем в течение почти ста лет после смерти Абу Муслима жители Центральной Азии продолжали поддерживать каждого, кто поднимал знамя народного восстания против власти арабов.

В свержении омейядского халифата в Дамаске и приведении к власти Аббасидов ни один регион не сыграл более важной роли, чем Центральная Азия. Омейяды имели достаточно сил, чтобы захватить Центральную Азию, но недостаточно – чтобы удержать в ней власть, несмотря на жесткие меры их лучшего военачальника Кутейбы. Их единственным шансом было уступить местным правителям и принять местную культуру. Абу Муслим трансформировал эту тактическую необходимость в стратегический приоритет, благодаря которому его краткое, но удивительное правление получило сильный центральноазиатский оттенок. Именно местное войско разбило китайцев у реки Талас, и именно центральноазиатские силы Абу Муслима нанесли поражение войску Омейядов в 749 году. Трудно представить расцвет династии Аббасидов или последующие драматические изменения в исламском мире без власти и влияния, которыми обладала Центральная Азия.

Арабское и исламское завоевание сердца Евразии традиционно рассматривается как политическая и культурная волна, прокатившаяся с запада на восток и разбившаяся о просторы Центральной Азии. Но это неверное представление о том, что действительно произошло, поскольку сила противодействия, по третьему закону Ньютона, хлынула из Центральной Азии в сторону арабского запада после первых арабских набегов. Кутейба и его войска уничтожили бесценные сокровища центральноазиатской цивилизации, но в то же время они выпустили на волю мощные культурные и политические силы из того же источника, и эти силы в конечном итоге одержали победу. Они нашли выход в новой столице халифата – Багдаде, а также по всей Центральной Азии.

Благодаря культурному взрыву и странной, но эффективной манере, в которой Абу Муслим овладевал энергией этого взрыва и направлял ее, аббасидские халифы, правящие после его смерти, получили достойное «наследство». И этим они были обязаны не только своим арабским сподвижникам на Ближнем Востоке, но и соратникам на иранском и тюркском востоке, в сердце Большой Центральной Азии. Нельзя забывать о народах иранского происхождения, которые привнесли в новый халифат множество практик и подходов, унаследованных от персидской империи Cасанидов. Хотя это государство распалось под натиском арабов, память о нем была долгой не в последнюю очередь потому, что древняя столица Персидской империи Ктесифон находилась лишь в 29 километрах к юго-востоку от Багдада.

Зависимость Аббасидов от персидской и тюркской Центральной Азии оказалась еще сильнее. В отличие от иранцев жители Центральной Азии при Абу Муслиме создали мощное региональное войско и использовали его для устранения двух основных угроз, представляющих опасность для Аббасидов, а именно: войск Омейядов и Китая. Аббасидский режим продолжал зависеть от сил и народов Центральной Азии. Зависимость халифа от Центральной Азии и ее жителей дала возможность этому региону (одному среди всех территорий завоеванных арабами) поддерживать свою социальную и экономическую систему в нетронутом состоянии. Это гарантировало, что центральноазиатская культура продолжит процветать, что она сохранит большую часть своей былой силы и характера и в конечном итоге окажет значительное влияние на сам халифат. Во многом так же, как греческая культура покорила Рим, центральноазиатская культура была готова покорить Аббасидов и их новую столицу Багдад.

Кто не знает о золотом веке Багдада, легендарной эпохе «Тысячи и одной ночи»? Одно только имя халифа Харуна ар-Рашида вызывает в воображении образ Шехерезады, рассказывающей сказки, и придворных поэтов, коротающих вечера в роскошных садах. Багдад в IX веке также был центром интеллектуальной жизни – местом, где арабские науки достигли апогея. Все это поддерживалось экономической и политической мощью халифата. Первые аббасидские халифы были так богаты, что один из них в качестве небольшого подарка Карлу Великому отправил великолепно оснащенного боевого слона, погибшего впоследствии во время борьбы с язычниками-скандинавами возле Северного моря в Дании[379].

В свою очередь, Карл Великий знал, что войско Багдада способно сделать то, о чем он мог только мечтать, – захватить Константинополь.

История процветания Багдада при аббасидских правителях уже рассказана множество раз на стольких языках, что она приняла каноническую форму. Но с недавнего времени ученые начали подвергать переоценке многие аспекты этой истории. Тем не менее изложение фактов в многочисленных исследованиях, в том числе недавних, характеризует эпоху как золотой век арабской науки. Несмотря на то, что история свидетельствует, будто это было время, когда арабские и персидские научные традиции шли рука об руку в процессе взаимного обогащения, арабские традиции все же были доминирующими. Многие исследователи пытались отдать должное персидскому влиянию, но все это еще должно найти свое отражение в науке. Главное – никто практически не изучал эту тему так, чтобы должным образом отразить вклад Центральной Азии. И на фоне возрастающего признания религиозного многообразия этой эпохи интеллектуальное движение воспринимается в основном как исламское по характеру, в то же время другим религиозным традициям и течениям радикального атеизма и скептицизма приписывается лишь незначительная роль. В целом считается, что великое достижение арабских мыслителей эпохи Аббасидов состояло в переводах и, таким образом, в сохранении классических греческих текстов. В Европе по прошествии многих веков приняли и использовали их, чтобы «разжечь» свою эпоху Возрождения.