– Я никогда никого не любил, – перебиваю её. – И никогда не ждал любви в ответ, – скольжу взглядом по её обнажённым плечам, груди и продолжаю, стиснув зубы: – Страсть, вожделение, похоть – испытывая весь спектр этих чувств, я никогда не знал, какого они цвета. Потому что мир вокруг – серая непроглядная дымка...

Слёзы на её щеках начинают течь с новой силой. Во взгляде жалость граничит со скорбью. Скривившись, бросаю ей:

– Я неизлечим, Райян. И ничего не чувствую к тебе. Поэтому не надо... Не надо меня любить!

Хорошо, что я не вижу красок и всей цветовой палитры, которая существует. Потому что у меня есть возможность не видеть её потухшего взгляда, о котором пишут в книгах. Или побледневшей кожи... Для меня картинка не меняется. За исключением того, что Райян вдруг перестаёт плакать. Подхватывает платье с пола и медленно двигается к двери.

– Оденься, и мы поедем в Нью-Йорк, – пытаясь её остановить, настигаю и хватаю за локоть.

Она вырывает руку.

– Ты прав, я тебя не знаю, – выплёвывает Райян. – И я не хочу быть в твоём сером мире, Доминик! Просто наивно полагала, что могу раскрасить его! Но нет! Не могу!

Потом она смотрит прямо мне в глаза и говорит то, что пробирает до самых костей:

– Я устала от тебя! Просто оставь меня в покое...

Райян

Сегодня я покидаю тренировку выжатая, как лимон. Лучше танцевать до изнеможения, чем впускать ЕГО в свои  мысли. Правда, он почти всегда там, стоит только остановиться, не бежать вперёд, закрыть глаза или наоборот оставить их открытыми... Доминик в моей голове, и неважно, думаю я о нём или нет...

Сначала я злилась. Покинув гостиницу в Милфорде, отправилась в Нью-Йорк и сразу забрала свои вещи из пентхауса. Правда, не в свой номер на несколько этажей ниже. Нет, я не хотела быть так близко к парню, по которому сходила с ума и одновременно желала сбежать от него. В тот момент желание сбежать преобладало, и я вернулась домой, испытывая огромное чувство стыда.

Хоть отец и не задавал лишних вопросов, но дворецкий и Дженифер  смотрели на меня с какой-то чрезмерной жалостью. Поэтому на пару дней я просто закрылась в комнате, не желая говорить ни с кем из них. Знала, что рано или поздно придётся выйти и как-то объяснить отцу, что свадьбы не будет, но не торопилась сделать это.

А вот Доминик не выжидал. Два дня спустя отец ворвался ко мне в комнату и огорошил новостью о том, что я уволена. Холт уволил меня! Поблагодарил отца за прекрасно выполненную мной работу, однако заявил, что дальше он намерен справляться без вмешательства семьи Торес. А также Доминик принёс свои извинения и сообщил, что отменяет свадьбу. И даже назвал причину!

«Я женюсь на другой», – вот, что он сказал отцу.

Всегда невозмутимый Джейкоб Торес пришёл в бешенство. Хотел разорвать все обязательства перед семьей Холтов и «вышвырнуть щенка из Нью-Йорка», как он выразился, но я смогла остудить его пыл.

– Мама не одобрила бы, – покачав головой, тихо сказала отцу. – Она хотела для меня любящего мужчину, но очевидно же, что это не Доминик Холт.

Отец посмотрел на меня с тоской, хотел что-то возразить, но потом уныло махнул рукой.

– Чёрт с ним, – выдохнул он. – Холт не знает, от кого отказывается.

Я горько усмехнулась и, обняв отца за плечи, уткнулась лицом в его грудь, наконец позволив себе выплакаться. А на следующий день вышла из затворничества, и моя жизнь потекла дальше... мрачной, серой рутиной.

Бесконечные тренировки, новые проекты отца, в которые я совала нос просто от скуки, и шопинг с Дженифер. За болтовнёй с ней можно было ненадолго забыться.

И я снова преподавала детям танцы. Ранее потеряв такую возможность, погрузившись в работу и личную жизнь, теперь с невероятным рвением отдавала почти всё свободное время детям.

А ещё я смотрела фильмы. Чёрно-белые. Вечерами позволяла себе подумать о НЁМ и попробовать взглянуть на мир его глазами. Не знаю, почему это делала. Быть может, мне всё ещё хотелось узнать его... 

Покинув танцевальную студию, на дрожащих ногах спускаюсь на первый этаж. Мышцы горят, колено ноет, и я через силу улыбаюсь миссис Уизли.

– Только ты можешь отдавать такое огромное количество времени танцам, – бубнит она себе под нос, суетливо собирая вещи со стола. – Канун Рождества же! Тебя что, никто не ждёт?

– А Вас? – парирую я, приблизившись.

Она вскидывает брови и скрещивает руки на груди:

– А что я? Я старуха, а вот у такой юной леди должна быть куча дел в преддверии праздника. И, кстати, куча поклонников.

Её взгляд становится лукавым и любопытным:

– Где тот молодой человек, который приходил сюда из-за тебя?

Огромный ком застревает в горле, и я не могу выдавить ни слова. Накануне праздника чувствую себя особенно одинокой, и миссис Уизли, сама того не ведая, задевает слишком болезненные струны моей души.

– Он уехал, – выдавливаю отвернувшись и иду к двери.

Старуха подхватывает свою сумку и торопится вслед за мной. Вместе выходим на улицу, она закрывает дверь на ключ.

– Уехал? Куда уехал? – спрашивает взволнованно.

– Домой, – говорю, пожав плечами. Зажмуриваюсь, чтобы как-то сдержать подкатившие слёзы, но одна всё равно скатывается по щеке.

Это правда. Строительство гостиницы завершено под руководством Доминика раньше срока. Вчера он покинул Нью-Йорк и вернётся лишь на торжественное открытие «Хоум Холт»... Если вернётся.  А быть может, празднование пройдёт и без него, потому что он оставил вместо себя управляющую.

– Что ж... – миссис Уизли кутается в пальто и, задрав голову, обводит взглядом здание. – Это твоя последняя тренировка и мой последний рабочий день... – говорит с непередаваемой грустью, а потом заставляет себя улыбнуться и смотрит на меня: – Отпразднуем? – спрашивает она с неестественным воодушевлением.

Ком в горле становится ещё больше. Снос старого здания запланирован на следующую неделю, и от этого тоже болезненно ноет в груди. Когда-нибудь это должно было случиться. Нью-Йорк обновляется, строится, и невозможно сохранить то, что не вписывается в лоск и размах этого города. Но сейчас мне кажется, будто всё, что мне дорого, просто забирают у меня.

– Отпразднуем! – киваю с таким же фальшивым воодушевлением.

И мы медленно удаляемся от здания, ни разу не обернувшись.

Сжигая мосты, нет смысла смотреть на то, как они горят. Потому что уже не потушишь...

***

Пропустив пару стаканчиков крепкого бренди с миссис Уизли, провожаю захмелевшую старуху до дома, потому что она наотрез отказалась ехать в такси. Тепло попрощавшись с ней, решаю прогуляться и, запустив руки в карманы куртки и накинув капюшон на голову, медленно бреду по Бродвею, заглядываясь на суетящихся прохожих. Все они заняты последними приготовлениями к Рождеству. Праздничный ужин, подарки... А меня всё это просто не касается. Отцу я каждый год дарю запонки. Дженифер – абонемент в спа. А Карлу – тёплые вязаные носки, в которые вкладываю сто долларов. Их подарки давно упакованы и ждут своего часа, поэтому я обхожу ряд магазинчиков стороной, отгоняя от себя ненужные мысли о Доминике.