– Патрисия?

Моё сердце пропускает удар, а потом ещё один. Взгляд, вероятно, становится испуганным, потому что девушка кивает и говорит уверенно:

– Ты – Патрисия Торес!.. Тогда... Тогда какого чёрта он называет тебя Райян?

– Это моё второе имя, – отвечаю онемевшими губами после секундной заминки.

Вивьен чуть склоняет голову набок, смотрит на меня так, словно видит насквозь, а потом её губы растягиваются в едва заметной полуулыбке.

– Ты обманула его. Заставила верить, что ты не Патрисия. И он не знает, что рядом с ним всё это время была его будущая жена.

Вот теперь моё сердце совсем отказывается биться. Я задыхаюсь... Задыхаюсь не потому, что меня поймали на лжи, и теперь Доминик всё узнает. А потому, что теперь, услышав всё это от постороннего человека, я понимаю весь масштаб катастрофы.

Он возненавидит меня...

Вивьен оборачивается. Мы уже рядом с рестораном, и в любой момент здесь может появиться сам Доминик. А она словно хочет меня увести, потому что кивает в ту сторону, откуда я пришла, и сама направляется туда.

Покорно следую за ней. Мы проходим пару метров и заворачиваем за угол. Вивьен подходит к окну и замирает, облокотившись на подоконник. На её губах играет всё та же странная полуулыбка.

– Зачем ты это сделала? – без предисловий начинает она. – Почему не сказала правду?

Я молчу, уставившись на огоньки Милфорда. Старательно подбираю слова, но их нет.

– Ты расскажешь ему, да? – говорю тихо, переводя на неё взгляд.

– Не знаю, – она ведёт плечом и всё ещё смотрит на меня с интересом. – А должна?

– Наверное... Вы же друзья.

– Да, Доминик – мой друг, но те перемены, которые я вижу, говорят мне: «Не вмешивайся!» Но я должна знать, чего ты хотела добиться.

– Ничего я не хотела, – признаюсь устало. – Разве что узнать его лучше... Честно признаться, я думала, он узнает меня... Но когда поняла, что это не так, во мне проснулась злость, – сжимаю кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в кожу. – Доминик не знал, на ком должен был жениться! – выпаливаю с горечью. – Потому что ему плевать!

– Да, это на него похоже, – усмехается Вивьен. – Но ему не плевать на Райян.

– На Райян ему тоже плевать...

– Послушай, Патрисия, – перебивает меня Вивьен. – Я не могу быть уверена на сто процентов в Доминике Холте, потому что он сам в себе не уверен... Но одно я поняла совершенно точно – ты ему не безразлична. И плевать на то, кто ты. Райян, Патрисия... Неважно. Сейчас ты просто девушка, которая ему нравится. И он боится, что полюбит тебя, потому что должен жениться на другой. Именно поэтому он не подпускает тебя близко. Разве ты сама не понимаешь?

Сейчас, взглянув на всё глазами Вивьен, я вижу ситуацию в ином свете. И в этом свете я со всех сторон виновата, чёрт возьми...

– Я решила отменить свадьбу, – говорю ей после пары минут раздумий.

Она смотрит на меня ошарашенно:

– Почему? Он тебе совсем не нужен?

– Нет! – вру я, кусая губы. – Думала, что нужен, а теперь понимаю, что не готова жить с таким бесчувственным человеком.

– Он не бесчувственный, – Вивьен тут же встаёт на его защиту.

Я безрадостно хмыкаю.

– Знаешь, я тоже так думала, но у меня было время убедиться в обратном. Доминик Холт не способен полюбить женщину!

– Да, у него есть свои проблемы... – неуверенно говорит Вивьен, – но это не значит, что он никого не любит.

Да она сама себе не верит!

– Какие проблемы? – почти рявкаю я. – Какую сегодня надеть рубашку? Или какой ресторан выбрать? Или с кем провести ближайшую ночь? Знаешь, Вивьен, Доминик не выглядит так, будто у него есть проблемы.

Кислород покидает лёгкие с последним брошенным словом. Сил тоже не остаётся. А она просто молчит... Долго. Смотрит мне в глаза, и в её взгляде плещутся сомнения.

– Ты его любишь? – наконец спрашивает Вивьен.

– Нет! – тут же выплёвываю я, но потом, практически топнув ногой, выкрикиваю: – Да, чёрт возьми!

Она качает головой и шепчет себе под нос:

– Чёртов Доминик...

Поворачивается и смотрит в окно, а потом говорит тихо и неуверенно:

– Я не имею права говорить тебе то, что сейчас скажу. Но должна это сделать. А ты должна поклясться, что это останется только между нами.

– Что ты хочешь мне сказать? – вдруг начинаю шептать я.

Вивьен вновь поворачивается ко мне.

– Я скажу тебе то, что заставит тебя передумать! Отменить свадьбу никогда не поздно, но сначала ты должна знать, кто такой Доминик Холт.

– О чём ты хочешь сказать? – мой голос становится испуганным. То ли тон Вивьен, то ли затронутая тема вдруг нагоняет на меня ужас.

– Пообещай мне, Патрисия! Пообещай, что не расскажешь ему о нашем разговоре! – настойчиво требует она.

– Я ничего ему не скажу, – обещаю поспешно. – Ты меня пугаешь, Вивьен! Он в порядке? Что с ним? Что это за страшная тайна?

Я уже не могу стоять на месте. Ватные ноги не слушаются, и я прислоняюсь к подоконнику. Заглядываю в ярко-зелёные глаза девушки с мольбой. Она отводит взгляд. Часто моргает, словно смахивая подступившие к глазам слёзы, а потом просто говорит мне то, что я не готова была услышать:

– У Доминика редкая болезнь. Ахроматопсия.

– Ахро... Что? – переспрашиваю я, до конца не веря в то, что разговор вдруг повернул в такую сторону.

– Если не вдаваться в медицинскую терминологию, – говорит она с тяжёлым вздохом, – то болезнь сетчатки.

– Он плохо видит? Он слепнет? Он... Он что? – начинаю сыпать вопросами, сама не замечая, что уже сжимаю плечо девушки.

– Нет, он не ослепнет, – она отрицательно качает головой, а потом добавляет неуверенно: – Наверное, не ослепнет, если будет следить за здоровьем.

Меня начинает трясти. Зубы стучат, словно от холода. Только этот холод сковывает не тело, а сердце.

– Выдохни, Райян, – одёргивает меня Вивьен. – Выдохни и послушай! Его болезнь хоть и редкая, но не смертельная. И он всю жизнь такой.

Я отпускаю её плечо и взмаливаюсь:

– Просто скажи мне! Скажи мне, что с ним.

– Он не видит тебя так, как, например, вижу я. Он не знает, какого цвета твои глаза, какого цвета платье, которое ты сегодня надела, а если ты, например, накрасишь губы красным цветом, то для него они будут почти чёрными.

Вивьен вновь поворачивается к окну.

– Город... все эти огоньки, светофоры, свет в окнах... для Доминика всё равно, что серые и белые пятна. И вся его жизнь окрашена в такие же пятна, потому что других цветов он не видит.