Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она собиралась уйти от мужа? — уточнила я.
— Ну не то чтобы собиралась, просто думала об этом, так, неопределенно, но очень часто. Особенно в последнее время.
— Скажите, тот факт, что у Гордеевой есть любовник, мог послужить причиной шантажа?
Ответ оказался для меня полной неожиданностью.
— Нет, ее шантажировали не по этому, — произнесла она уверенно.
— Так вы об этом знали? — почему-то удивилась я.
— Еще бы мне об этом не знать! Это ведь я для нее деньги у Волчка украла. Пять тысяч, а она такую сумму больше бы нигде достать не сумела.
Мысли мои напряженно работали. Я почувствовала, что происходивший разговор настолько важен, что я не имею права пропустить ни одной детали.
— Насколько я понимаю, передать деньги Гордеевой вы не сумели…
— Нет, не сумела. Здесь, знаете, как получилось… Марина меня долго уговаривала сделать это для нее. Плакала, волосы на себе, рвала, умоляла… Ну я и решила — да черт бы с ним, с Волчком, от него не убудет. А характер его я знаю — первое время он бы злой ходил, а потом, недельки через две, поостыл бы и думать об этих деньгах забыл, он ведь в казино еще и не такие суммы проигрывает. Больной человек, что с него возьмешь… Да и потом, Маринка обещала со временем деньги отдать.
— Каким образом она бы отдала вам такую сумму?
Она пожала плечами.
— Заработала бы месяца за четыре… Там у нас один щедрый старичок есть, который ей регулярно деньги подбрасывает.
— Про этого старичка я знаю. Значит, насколько я понимаю, Марина решила устроиться на работу в стриптиз-шоу только по той причине, что ей были нужны деньги.
— Да, ей нужны были деньги, для того чтобы платить шантажисту. Или шантажистке, я понятия не имею, кто это был. А эти пять тысяч долларов, как она утверждала, последние, больше она платить не собиралась.
— Почему? Если это зависело от нее, почему она не пресекла вымогательства раньше?
— Не знаю. Может быть, она в течение нескольких месяцев выплачивала некую фиксированную сумму и эти пять тысяч стали последними, потому что требуемая сумма наконец была выплачена. Хотя я не исключаю и того, что Марина вообще собиралась уехать из города. Поэтому и говорила, что платить больше не собирается. Причем со дня на день. Может, и уехала бы, если бы жива осталась…
— С любовником? — уточнила я. — Она собиралась уехать с любовником?
— Ну да, я же вам уже говорила. У нее давно уже зрела эта мысль, а последнее время она все чаще заводила разговоры на эту тему. Спрашивала мое мнение по поводу того, как отреагирует ее муж, если она решит его бросить. Но я-то откуда знала, как он отреагирует, я же не психолог и не экстрасенс.
— Но какова была причина шантажа? Она никогда не говорила?
Лиза снова отрицательно покачала головой.
— А почему вы исключаете, что она могла бояться разоблачения в неверности?
— Знаете, я, наверное, и не сумею вам этого объяснить… Она испытывала перед шантажистом просто панический ужас. Она делала все, из кожи вон лезла, для того чтобы платить ему. Она и у мужа деньги брала, и сама, как могла, старалась зарабатывать, и… Чем полгода жить в таком аду, она давно бы ему все сама рассказала. Ведь не убил бы он ее.
Слова, случайно произнесенные Дунаевой, заставили меня задуматься. А что, если бы убил? Что, если шантажист все-таки выполнил свои угрозы, каким-то образом ввел Гордеева в курс событий, и тот…
Я не знала, что и думать. На мой взгляд, Гордеев не относился к категории людей, способных совершить убийство. Но я ведь не знаю контекста — а в данной ситуации именно контекст является определяющим моментом. Смотря что скрывалось от Гордеева. Может, Дунаева права и повод для шантажа был более серьезным, чем простой факт супружеской неверности.
— Я уверена, что повод для шантажа был намного более серьезным! — словно прочитав мои мысли, слово в слово продолжила Дунаева. — Я же говорю, Маринка настолько боялась разоблачения, что просто места себе иногда не находила. Целых шесть месяцев мучилась.
Мы некоторое время помолчали, видимо, думая об одном и том же. Ситуация прояснилась — и вместе с тем еще больше запуталась. Черт бы побрал эту таинственность Гордеевой — поделись она с подругой, кто и почему ее шантажировал, я бы сейчас уже наверняка была гораздо ближе к тому, чтобы прояснить всю эту запутанную ситуацию. А теперь…
В этот момент, словно почувствовав, что наш разговор окончен, появился Волков. Он приоткрыл дверцу машины и посмотрел на меня с улыбкой.
— Наденька, можно тебя на минутку? Или вы еще не закончили?
— Закончили, — ответила я мрачным голосом и вышла из машины.
Он достал из внутреннего кармана пальто маленькую изящную коробочку и протянул ее мне.
— Это тебе. В качестве компенсации за потраченные усилия и понесенный моральный ущерб.
В коробочке лежали серьги. Очень дорогие — это было видно сразу, потому что в оправе из белого золота сверкал настоящий бриллиант. Я удивленно вскинула на Волкова глаза.
— Ну что ты, чем я заслужила такой дорогой подарок…
— Не скромничай. Тем более что он не такой уж и дорогой. Стоит гораздо меньше той суммы, которую пытались вытянуть из моего кармана, ты уж поверь.
— Но ведь с моей стороны нет никакой заслуги в том, что… — продолжала я скромничать, а Волков, взяв мою ладонь, положил в нее миниатюрную коробочку и сомкнул вокруг нее мои пальцы.
— И не вздумай возражать. Это от чистого сердца.
Я вздохнула. Ну если от чистого сердца…
— Спасибо, — искренне поблагодарила я, а он достал из нагрудного кармана визитку и протянул ее мне.
— Позвони, когда будет время. Я бы не хотел, чтобы наша сегодняшняя встреча оказалась последней. Тебя довезти до Пирова?
Я отрицательно покачала головой. От улицы Алаева до проспекта Пирова было всего метров сто, может, чуть больше, и я решила пройтись пешком. Пообещав Волкову позвонить сразу же, как только у меня появится свободное время, я аккуратно положила подарок в сумочку и попрощалась.
— Да, кстати, а каким образом ты умудрился проникнуть в квартиру Оксаны Лопуховой?
— Оксаны Лопуховой? Какой Лопуховой? — не понял он.
— Ну той самой соседки Лизы, которая тебе адрес на Пирова сказала.
— А-а… Да никак.