Леня сел к нему за столик, заказал чашку кофе и хачапури.

Когда официант удалился, Иван Игнатьевич поднял на Леню взгляд и проговорил:

– Ты ведь ко мне не просто так пришел. Что тебе, голубь сизокрылый, нужно от старика?

– Информация, Иван Игнатьевич, информация!

– Ну да, ну да… помню, прошлый раз ты меня расспрашивал про альпинистов. Поговорили мы с тобой и расстались, а после нашего разговора Костю Бурундука похоронили. Ты, часом, к этим похоронам руку не приложил?

– Что вы, Иван Игнатьевич, как вы могли такое подумать? Вы же знаете, я – убежденный противник насилия! Мой инструмент – серые клеточки! – Маркиз для наглядности постучал пальцем по своей голове. – Я Костю искал, только чтобы с ним поговорить. Поговорить, кстати, так и не успел. А если бы успел, может, и не было бы этих похорон…

– Ну, коли так – гора с плеч… – старик вздохнул. – Ну что, может, по традиции в шахматишки сыграем?

Иван Игнатьевич поставил на стол доску, расставил фигуры, протянул Лене руки с зажатыми в них фигурами. Леня выбрал черного ферзя и проговорил:

– Вот, кстати, именно об этом я с вами сегодня хотел поговорить.

– О чем – об этом? – старик вопросительно взглянул на Маркиза.

– О шахматах. Точнее, о шахматистах. Вы ведь их, наверное, тоже хорошо знаете?

– Ну, голубь сизокрылый, – Иван Игнатьевич сделал первый ход, – ты меня с кем-то путаешь. Я уголовную братию действительно хорошо знаю, а шахматисты – это совсем из другой оперы. Да и у тебя-то какой к ним интерес?

– Интерес у меня такой, что тот шахматист, которого я разыскиваю, с очень большой вероятностью отправил на тот свет Костю Бурундука. Да и не его одного. А вам я за любую информацию о нем заплачу по обычной вашей таксе.

– Вот оно как! – Иван Игнатьевич сделал очередной ход и повторил: – Вот оно как!

– Иван Игнатьевич, извините, но конь так не ходит! – удивленно проговорил Леня.

– Что? А, да, извини, задумался! Если ты, голубь, правду говоришь, я с тебя ни копейки не возьму. Я хочу, как говорится, послужить делу справедливости. Тот, кто отправил на тот свет Бурундука, поступил не по понятиям. Расскажи, что ты знаешь про этого шахматиста, а я уж подумаю, чем тебе помочь.

– В том-то и беда, – вздохнул Леня, – в том и беда, что я про него почти ничего не знаю. Можно даже сказать, совсем ничего. Особых примет у него не имеется, называл себя Николаем Ивановичем, но я не уверен, что это его настоящее имя. Скорее псевдоним. Шахматы любит и играет довольно хорошо. Человек он немолодой – вашего возраста или немного старше. Один раз нашел сильный нестандартный ход для староиндийской защиты…

– Отсутствие примет – это тоже примета, – задумчиво проговорил Иван Игнатьевич. – Иногда даже очень хорошая. Говоришь, староиндийская защита?

– Кстати, – вспомнил Леня, – может быть, это вам поможет. Особых примет у него нет, но есть необычная привычка. Мне говорили, что, когда он думает над трудным ходом, он дергает себя за нос.

– Вот как! – Иван Игнатьевич оживился. – Видел я как-то раз такого человека в «Катькином садике». Он был не из завсегдатаев, зашел один раз поговорить с Ромой Хабулиным. Видимо, с Ромой они были хорошо знакомы, тот ему сразу предложил сыграть партию. Так вот, когда тот человек думал над ходом, он дергал себя за нос. И вот что интересно, – Иван Игнатьевич удивленно взглянул на Леню, – у меня ведь, голубь, очень хорошая память на лица, а пытаюсь сейчас вспомнить внешность того человека – и не могу! Словно не лицо, а пустое место, пустой овал без глаз!

– Очень похоже, что это именно тот, кого я разыскиваю, – проговорил Маркиз. – А по возрасту?

– По возрасту подходит, – кивнул старик. – Он был примерно моего возраста.

– Да наверняка это он. Значит, вы говорите, он был хорошо знаком с Ромой Хабулиным? А кто он такой, этот Рома, и где мне его можно отыскать?

– Ах, ну да, вы же с ним незнакомы, – спохватился Иван Игнатьевич. – Рома Хабулин – человек интересный, с необычной и трудной судьбой. Ветеран афганской войны, бывший спецназовец. В Афганистане его тяжело контузило взрывной волной, задело позвоночник, и с тех пор ему становится все хуже. Сначала он только слегка прихрамывал, потом уже не мог ходить без палки. Играл в шахматы со стариками в «Катькином садике» и жаловался, что сам чувствует себя дряхлым стариком и дряхлеет с каждым днем. А года два назад перестал приходить в садик. Знакомые говорили, что теперь он может передвигаться только в инвалидном кресле. Насколько я знаю, сейчас он находится в военном санатории в Сестрорецке… Кстати, голубь мой сизокрылый, тебе шах!

– Да что вы говорите… – Леня развел руками. – Мастерство, как говорится, не пропьешь… – Он вздохнул, почесал в затылке и вдруг оживился: – А если я вот так пойду? Вам тоже шах, а пожалуй что, и мат…

– Ну вот… – огорчился Иван Игнатьевич, – я отвлекся на воспоминания и проглядел такой поворот партии…

– Ну, не расстраивайтесь, следующий раз вы меня непременно обыграете! – утешил его Леня. – И спасибо вам за информацию.

Поздней осенью Сестрорецк выглядит уныло и безрадостно. Впрочем, поздней осенью в наших краях трудно найти место, которое не выглядело бы уныло.

Маркиз остановил машину возле ворот военного санатория, вошел в главный корпус и спросил у дежурной сестры, может ли он повидать Романа Хабулина.

– Можете, – сестра взглянула на Леню с сочувствием. – Его так редко кто-то навещает, а у него и так депрессия, так что мы только рады, когда к нему кто-нибудь приезжает. Хоть немного отвлечете его от мрачных мыслей. Идите в библиотеку, он почти все время там…

Перед большим окном библиотеки в инвалидном кресле сидел очень худой, мрачный человек с короткострижеными волосами и сросшимися на переносице бровями. На коленях у него лежал сборник шахматных задач, но он смотрел не в книгу, а за окно – на исполосованные осенним дождем, заросшие колючим кустарником дюны.

Услышав Ленины шаги, он обернулся.

– Вы Роман? – спросил Маркиз, приближаясь.

– Допустим, – ответил тот. – А вы кто такой? Мы, кажется, раньше не встречались.

– Не встречались, – подтвердил Маркиз. – Я разыскиваю одного человека, и мне сказали, что вы можете помочь в этих поисках.

– Кого именно? – довольно сухо отозвался Роман.

– Это пожилой человек, с которым вы время от времени играли в шахматы.

– Мало ли с кем я играл… всех не упомнишь.

– У него была такая странная манера: раздумывая над трудным ходом, он дергал себя за нос.

– Вот как, – процедил Роман.

Непонятно было, что он хотел вложить в это междометие – то ли недоверие к незнакомому человеку, то ли просто попытку припомнить прошлое.

– Я знаю, что его интересовали варианты староиндийской защиты, – продолжил Леня. – В частности, с одним моим знакомым он разыгрывал вот такую партию… – и показал Роману фотографию шахматной позиции, сделанную в квартире Анны Аркадьевны.