Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я же помню эти узкие круги опять либеральных интеллигентов в 70-е…
О. Журавлёва — И тут они пролезли.
А. Проханов: — …в 70-е годы. Это был стиль такой. Собираются там актрисы или художники и матерятся. Как извозчики.
О. Журавлёва — Вы никогда себе не позволяли, я надеюсь.
А. Проханов: — Я позволял. И я позволял себе. Грешен, было это. Но сейчас, наконец, государство понимает, что мат, который господствует везде, — это тьма. И оно (государство) борется с этим. Но как? Законодательно. А ведь, конечно же, с этим борются не через законы и через вложения или не только через них. Этой культуре тьмы, этой культуре осквернения не важно осквернять русский язык или осквернять алтари — это одно и то же. Этой культуре осквернения, конечно, должна быть противопоставлена культура света, культура красоты.
О. Журавлёва — Ну, подождите. Насколько я понимаю, закон о защите детей от имеющей для них вред информации просто вносит некие градации, что вот эти передачи можно смотреть всем, а вот эти передачи — только с 6 лет, а вот эти — с 12-ти, а вот эти — с 18-ти. То есть там внутри может происходить, в зависимости от градации, все, что угодно.
А. Проханов: — Ну, это серия законов. Это серия законодательных инициатив. Одна из них — вот эти запрещающие списки, потом, действительно, «Ну, погоди!» с сигаретой в зубах у волка.
О. Журавлёва — Вы бы запретили «Ну, погоди!»?
А. Проханов — Да нет, я вообще ничего никогда не запрещал.
О. Журавлёва — Шерлока Холмса там и всякие прочие вредоносные фильмы?
А. Проханов: — Ну, конечно. И Толстого бы запретил, и Есенина. Я бы оставил только произведения Немцова о Путине как самые такие шедевры современной русской литературы.
О. Журавлёва — Ну, а если серьезно?
А. Проханов: А если серьезно, я бы вообще ничего не запрещал.
О. Журавлёва — Но как же бороться-то тогда с этим нравственным падением, деградацией?
А. Проханов: — Да очень просто. Я бы издавал в большом количестве и пропагандировал на телевидении русскую красоту, русскую классику, русскую песню, романс русский, произведения сегодняшних русских художников, которые страдают за высшие ценности народа. И убрал бы оттуда или уменьшил количество часов, которые НТВ, например, посвящает скверне, скандалам, мерзостям…
О. Журавлёва — Да перестаньте вы смотреть уже НТВ, Александр Андреевич…
А. Проханов: — Ну почему? Я же политик.
О. Журавлёва -…Переключайтесь на Евроспорт уже.
А. Проханов: — Я же политик.
О. Журавлёва — А, вам нужно это?
А. Проханов: Ну, конечно.
О. Журавлёва — То есть вы по работе?
А. Проханов: — Я должен своими подслеповатыми глазами смотреть, чем опаивают мой народ.
О. Журавлёва — Ну, вот спрашивает вас Ларкус: «Вы клевещете на священника Смирнова. Не боитесь за клевету быть судимым?». Тут у нас «Единая Россия» насчет закона о клевете тоже начала суетиться.
А. Проханов: — А в чем я клевещу? Я говорю, что священник Смирнов то и дело поносит советские ценности, и, по существу, поношение советских ценностей в той форме, в которой позволяет себе отец Дмитрий, раздражает весь советский, очень большой слой, спектр нашего общества. Это вбивание клина внутрь возможного союза. Это абсолютно провокативная, диверсионная акция. Где здесь клевета?
О. Журавлёва — Это ваше оценочное суждение, здесь нужно добавлять такую ремарку.
А. Проханов: — Это просто так оно есть на самом деле.
О. Журавлёва — Хорошо. Так. «Со времен Швыдкого ни одного мата из телевизора?» — спрашивает Елена. «НТВ — прогосударственный канал. Государство само с собой борется?» — интересуется Андрей из Барнаула.
А. Проханов: — В этом огромная драма — в том, что государство борется само с собой. Оно, по существу, разделено внутри себя. С одной стороны, государство объявило войну либералам, а с другой стороны, в нем самом, в Кремле, огромное количество либералов.
О. Журавлёва — Так это те, которые ругаются, показывают «Дом-2» и все вот это вот? Это они?
А. Проханов: — Ага. Ага, они. Ага.
О. Журавлёва — Ну, на самом деле, Александр Андреевич, вы говорите про…
А. Проханов: — Я вам говорю, что государство расчленено в себе самом. И в государстве огромное количество либералов, носителей вот этих либеральных форм — экономики либеральной, политики, американистов лютых, людей, которые, по существу, рассматривают родину как средство для добычи денег. И, борясь с либералами, оно поневоле должно бороться с самим собой. И это огромная драма либералов. В том числе это драма Путина.
О. Журавлёва — Ну вот скажите, Навальный к либералам относится?
А. Проханов: — Навальный, конечно, относится.
О. Журавлёва — Государство с ним немножко борется?
А. Проханов: — Ну так. Немножко так его…
О. Журавлёва — Слегка.
А. Проханов: — Беспокоит там его.
О. Журавлёва — Хорошо. Немцов тоже относится к либералам?
А. Проханов: — О, это просто либеральщина.
О. Журавлёва — Так. А те, с кем оно не борется, это кто, какие либералы? Расскажите мне, пожалуйста.
А. Проханов: — Ну, оно не борется с Дворковичем, с Шуваловым оно не борется с коллективным Кудриным, о котором, кажется, здесь у вас…
О. Журавлёва — Да Кудрина уж нет.
А. Проханов: — «Коллективный Кудрин», — я сказал…
О. Журавлёва — А, хорошо.
А. Проханов: — …Слушайте, что я говорю. Кто-то здесь из ваших умных либеральных гостей определение ввел «коллективный Кудрин», который сидит внутри Кремля и которому может надоесть Путин. Это же блестящая формулировка. Это намек на то, что внутри Кремля может возникнуть заговор. А что такое заговор? Вы спросили, кто сядет в тюрьму. Вот, мои друзья, ГКЧписты — до августа 1991 года разве кто-нибудь из них помышлял, что они сядут в тюрьму? Разве Язов или Бакланов, или Крючков, или Янаев, или Василий Александрович Стародубцев, герой страны, разве помышляли они, что сядут в тюрьму? Сели. Был заговор, расслоение элит. Поэтому это намек очень жестокий, который прозвучал здесь, в этой студии.