Но сейчас только один поцелуй занимал его. «Можно было бы этого добиться и раньше, — размышлял он. — Ей это тоже понравилось. Она четыре раза назвала меня по имени — Сэм! Нет, по этой улице назад я не пойду. Слишком много на ней препятствий. Лучше, думаю, пойти по другой дороге. Интересно, что она имела в виду, когда утверждала, что ее хотят съесть?»

Танзи одолевал сон, но он все же, подумав, решил идти дальше. Теперь он наобум повернул на улицу слева. Вначале она была ровной, а потом вдруг пошла под уклон и в конце концов вывела на обширное, темное, безлюдное пространство — это была Военная площадь. Примерно на расстоянии ста ярдов на краю плазы,[11]Танзи увидал гирлянду огней. Он сразу же узнал это место.

Здесь, зажатые между узких границ, сохранились остатки того места, куда поставщики провизии когда-то свозили все необходимое для приготовления знаменитых блюд национальной мексиканской кухни. Еще несколько лет назад их ночные стоянки на исторической Аламо-плаза, в самом сердце города, становились местом проведения карнавалов, сатурналий, слава о которых разносилась по всей стране. Если поставщиков были сотни, то потребителей — тысячи. Всю ночь напролет на Аламо-плаза прибывали толпы людей, привлекаемые кокетливыми синьоритами, музыкой испанских таинственных менестрелей и странным острым вкусом мексиканских блюд, подаваемых на сотни соперничавших друг с дружкой столов.

Путешественники, хозяева ранчо, участники семейных вечеринок, веселые бахвалы-пропойцы, любители достопримечательностей, поклонники многоязычного, похожего на сову Святого Антония — все смешивались в центре города, все резвились, все проказничали. Выстрелы вылетающих из бутылок пробок, из пистолетов, взрывы смеха, град вопросов, блеск тысяч глаз, бриллиантов, лезвий кинжалов, звенящий смех и звяканье монет — вот чем отличалась такая ночь.

Но теперь ничего этого не было. Некоторые сочли, что полдюжины палаток, костры и столы портят живописный праздник, и их перенесли на древнюю заброшенную площадь.

Танзи часто по ночам приходил к этим стойкам, чтобы попробовать восхитительного «Chili-con-carne», блюдо, изобретенное гением мексиканцев, оно состояло из кусочков нежного мяса с ароматическими травами, обильно политых острым красным соусом «Chili cjlorado». Его особый привкус, огненное жжение нравились нёбу истинного южанина.

Легкий бриз пригнал возбуждающий запах этой гремучей смеси, и, вдохнув его, Танзи вдруг ощутил, как в нем просыпается голод. Когда он пошел в этом направлении, то видел, как из темноты плазы вынырнула карета и подъехала к разбитым мексиканским палаткам. При зыбком свете фонарей там двигались взад-вперед какие-то фигуры, но вскоре карета быстро уехала.

Танзи подошел к палаткам и сел за один из столов, накрытых грязной клеенкой. Сейчас здесь не было никакого оживления. Несколько подростков за соседним столом громко говорили за едой, флегматичные мексиканцы застыли перед своим товаром. Было очень тихо вокруг. Ночной гул города натыкался на стену из темных домов, окружавших плазу, и тут же спадал, превращался в легкое жужжание, в которое резко подключались потрескивание поленьев в ленивых кострах и постукивание ложек и вилок. С юго-востока задувал умиротворяющий ветерок. Беззвездный небосвод давил на землю, словно свинцовая крышка.

В этой благостной тишине Танзи, вдруг повернув голову, увидел, правда без особого беспокойства, отряд всадников-призраков, который рассредоточивался по плазе для проведения атаки на блестящую линию пехоты, продвигающуюся вперед, чтобы отразить удар. Он видел, как свирепое пламя вырывалось из жерл пушек и стволов ружей, но он не слышал звуков. Беспечные поставщики провизии спокойно прохлаждались, даже не интересуясь военным конфликтом. Танзи лишь спокойно гадал, какой нации могли быть эти бойцы, но в конце концов он, повернувшись к ним спиной, заказал подошедшей к нему официантке-мексиканке «Chili» и кофе. Мексиканка была старой, изможденной заботами, лицо у нее было морщинистое, как кожа у мускусной дыни. Она сняла куски мяса с вертела над дымящимся огнем и вошла в темную, стоявшую рядом палатку.

Вдруг Танзи услыхал громкие препирательства в палатке — плачущие, надрывающие сердце мольбы на мелодичном испанском языке, и вот две фигуры спотыкаясь вышли из темноты на свет фонарей. Это была старая официантка, рядом с ней стоял мужчина в дорогом, бросающемся в глаза великолепном национальном костюме. Женщина, цепляясь за него, умоляла о чем-то, что ему совсем не нравилось, так как, вероятно, шло против его воли. Мужчина грубо оттолкнул ее от себя, сильно ударил и заставил вернуться в палатку. Там, вероятно, она лежала и хныкала, но ее не было видно. Уставившись на Танзи, мексиканец быстро подошел к столу. Танзи узнал его. Это был Рамон Торрес, владелец этой стойки, ее патрон.

Торрес был красивым мужчиной, почти чистым испанцем, ему можно было дать лет тридцать, вел он себя несколько надменно, но был ужасно вежлив. Сегодня он вырядился с особым великолепием. На нем был костюм победившего матадора: из красного бархата, почти сплошь покрытого вышивкой и усеянного драгоценными камнями. Громадные бриллианты сияли на его наряде и на его пальцах. Он, пододвинув стул, сел за стол напротив Танзи и стал разминать дорогую сигарету.

— А, ме-естер Танзи, — начал он, и в его шелковистых черных глазах вспыхнули огоньки пылающей в нем страсти. — Как приятно видеть вас у меня сегодня вечером. Ме-естер Танзи, вы не раз приходили, чтобы поесть за моим столом. Мне кажется, вы — человек надежный, очень хороший друг. Как долго вы собираетесь не покидать нас?

— То есть вы хотите, чтобы я сюда больше не приходил? — осведомился Танзи.

— Нет, не покидать в другом смысле, не умирать…

— По-моему, это — дурная шутка, — сказал Танзи.

Торрес, облокотившись на стол, проглотив клубок сигаретного дыма, снова заговорил, теперь за каждым его произнесенным словом вылетало маленькое белое облачко.

— Как вы думаете, ме-естер Танзи, сколько мне лет?

— Ну, двадцать восемь — тридцать.

— Сегодня у меня день рождения, — сказал мексиканец. — Сегодня мне исполнилось четыреста три года.

— Ну, что же, еще одно доказательство нашего здорового климата, — равнодушно ответил Танзи.

— Дело не в климате. Я хочу вам доверить один очень важный секрет. Послушайте меня, ме-естер Танзи. Когда мне было двадцать три, я прибыл в Мексику из Испании. Когда это произошло? В тысяча пятьсот девятнадцатом году вместе с солдатами Эрнандо Кортеса. Я приехал в вашу страну в тысяча семьсот пятидесятом. Кажется, это происходило только вчера. Триста девяносто лет назад мне стал известен секрет вечной жизни. Вот, посмотрите на мой костюм, на эти бриллианты. Неужели вы думаете, что я все это купил на деньги, которые я зарабатываю, торгуя «Chili-con-carne», этим мясом?

— Думаю, что нет, — быстро ответил Танзи.

Торрес громко засмеялся.

— Именно так, да поможет мне Юг! Но это не то мясо, которое вы сейчас едите. Я готовлю другое, и если вы его съедите, то вечная жизнь вам обеспечена. Ну, что скажете? Я поставляю его тысяче человек, и ежемесячно каждый мне выплачивает по десять песо! Какого дьявола? Почему же мне в таком случае не носить дорогую одежду? Вы видели эту старую женщину, которая только что цеплялась за меня? Это моя жена. Когда я на ней женился, она была молоденькой, всего семнадцать — такая хорошенькая. Ну, как и все люди, она постарела. А поглядите на меня!? Не слабо? Я все такой же молодой и постоянно сохраняю свою молодость. Сегодня я решил вырядиться, чтобы найти себе другую жену, более подходящую моему юному возрасту. Эта баба попыталась поцарапать мне лицо. Ха! Ха! Ме-естер Танзи, точно такое происходит и «euhe los americanos».