Глубокий вдох. Выдох. Уперев приклад автомата в плечо, я медленно поднимаюсь наверх. Справа – «Шоколадница», вернее то, что от нее осталось – обугленный остов кафешки, рухнувший вместе с перекрытием и лестницей на главный вход. Иду дальше. Крытый переход над Новоегорьевским шоссе теперь больше напоминает ленту Мебиуса. Словно кто-то хорошенько тряхнул мост как тряпку, да так и оставил.

«И как только все держится? Не навернуться бы с него или вместе с ним», – я озабоченно оглядываю уклон.

Ложусь на пол, слушая, как вихри свистят в массивных стальных опорах торгового центра. Смотрю по сторонам. Широченные оконные проемы и потолок почернели от копоти.

Шумно выдохнув в маску противогаза, я, сдернув с плеч тяжелый рюкзак, оставляю его вместе с «мосинкой» возле разбитых стеклянных дверей. Ползу с автоматом вперед. Грязно-белая «кикимора», накинутая на ОЗК, превращает меня в человека-невидимку.

Подо мной Новоегорьевское шоссе. Если повернуть голову и посмотреть налево, то видны МКАД и эстакада. Подползаю к краю «моста». Спрятавшись за опорой и осторожно перекатившись с живота на бок, я вытаскиваю из набедренного кармана перископную трубу.

Цилиндр, обмотанный камуфляжной лентой, удобно ложится в руку. Чуть выставив перископ, приникаю к окуляру, пытаясь разглядеть местность.

«Черт! Ни хрена не видно! Надо «прозреть», и причем «прозреть» как надо!»

Делаю несколько глубоких вдохов и выдохов. Понимаю, что ресурс фильтров не бесконечен, но выбора нет.

Срабатывает. Меня начинает мутить. В голову точно впивается когтистая лапа, медленно вдавливая глаза в череп.

Ощущение такое, будто я сам, сжавшись до размеров пылинки, устремляюсь навстречу проклятому миру. Невыносимая боль заполняет разум. Хочется сорвать с себя защитный костюм. Губы искусаны в кровь. Под глухие удары сердца мгновения утекают в вечность.

Вскоре картинка в перископе мутнеет, сменяясь абсолютным мраком, но затем…

Словно кто щелкает рубильником в голове. Серая хмарь быстро проясняется, обретая четкие контуры. Куда там ПНВ! Вместо привычного зеленого фона я вижу так же четко, как и днем, разве что в черно-белом цвете.

Сложно объяснить, как мне это удается. «Ночное» зрение. Дар и одновременно проклятие этого мира. Если бы не боль…

Я уже давно привык не обращать на нее внимание. Концентрируясь, не спеша поворачиваю цилиндр. Наметанный глаз снайпера отмечает каждую мелочь и деталь обезображенной местности.

«Съезд со МКАДа – около шестисот метров. Дорожная развилка – пятьсот», – мысли появляются и исчезают. Окоченевшие пальцы едва успевают набрасывать огрызком карандаша пристрелочную схему на обрывке картона, который я всегда ношу с собой.

«А вот тебя-то мне и надо», – радуюсь я, увидев разрыв в ограждении трассы.

Недалеко застыли перекошенные столбы линий электропередач. Оборванные провода раскачиваются из стороны в сторону.

Приметная метка для поправок на ветер. Делаю запись в карточке. Спрятав перископ, опираясь на наколенники и налокотники, вырезанные из старых автомобильных покрышек, отползаю подальше от проема.

Справа от меня громоздится завал из торгового оборудования, больше похожий на баррикады. Когда-то здесь торговали вкусным мороженым и соками. Откапываю из-под снега круглое сиденье от стула, подкладываю его под задницу.

Забившись в угол, прислоняюсь к барной стойке, стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль в затылке. Смотрю на часы. Пока все идет по плану, время еще есть. Если я все правильно рассчитал, то встречусь лицом с лицу с легендарным Расчленителем – вожаком племени каннибалов. Он должен был купиться на мою замануху. По крайней мере, я надеюсь на это. Пристроив на коленях АКМ, вспоминаю недавний разговор с начальником Убежища…

* * *

– Тень, только тебе и отряду Лося под силу провернуть подобную операцию, – от бетонных стен отражается глухой голос Колесникова. Прошедшие годы его не пощадили, но он все так же силен и хитер. Помяв костяшками лысую голову, он вздыхает: – Сам понимаешь, иного выхода нет. Но этого Расчленителя надо кончать. Два отряда за месяц пропали. Ни следов, ни оружия, ни тел. Тень, сам знаешь, что это означает…

– Понимаю. Еда. Много еды, – киваю я.

Я стою в кабинете начальника Убежища, склонившись над картой. За прямоугольным столом сидят четыре мужика. Их взгляды устремлены на меня.

– Да, дело непростое, почти невыполнимое, – я поднимаю глаза. – Судя по схеме передвижения каннибалов, за ними кто-то следил? Кто именно?

– Хлыщ, – отвечает Колесников.

– В одиночку? – удивляюсь я. – Он не говорил.

– Мой приказ, – Колесников облокачивается на спинку стула.

– А что с прикрытием и оружием? – обращаюсь я к начвору.

Федоров исподлобья смотрит на меня:

– Из оружия – что хочешь, в пределах разумного, конечно. Но главное, – начвор выдерживает паузу, – в этот раз ты с отрядом Лося работаешь в одиночку, огласка нам ни к чему. И так ушей хватает. – Федоров многозначительно косится на дверь.

Я вопросительно смотрю на Колесникова.

«Когда они успели переиграть операцию? Чего мутят?» – вопросы без ответов.

– Думаешь, разведчиков и поисковиков кто-то закладывает? – осторожно спрашиваю я начвора. – Смысл? – пожимаю плечами. – Зачем прикармливать каннибалов?

Федоров открывает рот, но его перебивает Колесников:

– Кто знает. Надо все варианты учесть. Нам смута и лишние разговоры среди укрываемых без надобности… Арсеньев! – он поворачивается к эсбешнику. – Что там с пойманным уродом, раскололся?

Дмитрий вскакивает и, потупив взор, бубнит:

– Ничего путного не сказал. Так, слухи, с пятое на десятое. Одни бабкины сказки. Мол, есть кто-то над каннибалами, повыше Расчленителя, а что да как – молчок.

– Продолжай! – Колесников смотрит на Арсеньева.

– А что продолжать… того он… не выдержал допроса, кончился. Слабенький, видимо.

– Мать твою! Твои коновалы хоть раз могут задержанного по уму допросить?! А? – рявкает Батя, грохнув пудовым кулаком по столу. – Или… может, им сначала на тебе потренироваться? Стараешься тут, пытаешься концы с концами свести, а ты единственного свидетеля в расход пустил?! Передай своим, – Колесников грозно сверкает глазами, – еще раз такое произойдет, я с них лично шкуру спущу и на стену повешу! Понял?

Эсбешник судорожно кивает и садится.

– Подведем итоги, – берет себя в руки Колесников. – О готовящейся операции будем знать только мы, – он обводит взглядом присутствующих. – А детали, сроки, место проведения – только я, Тень и Федоров. Это значит, что в случае провала будет с кого спросить и кому предъявить, – Батя пристально смотрит на меня. – Итак, решено. Идешь с отрядом Лося.