Народ в зале загудел, Кузнецов повернулся к парню и уставился в него укоризненным взглядом.

– Я, Пал Палыч, уже шел к вам с этой информацией, – попробовал оправдаться молодой человек, – а тут вот эта Екатерина вдруг. Понимаете, что я думаю…

Участковый замялся, подбирая правильные слова для того, чтобы максимально четко и ясно высказать свои предположения. Коллеги начали шикать со всех сторон, подгоняя его мысли.

– Эта Людмила Михайловна работает сестрой в больнице «скорой помощи». Я первым делом это выяснил. В хирургии. Анестезия и все такое… Ну, понимаете? И вот эта девушка убитая… А что, если они сестры? Что, если есть связь между бутиратом, отравившимися одноклассниками Караваевой, этой вот Людмилой Михайловной, тоже Караваевой…

– Да еще добавь и Асанова до кучи, – пробормотал кто-то чуть в стороне от Кузнецова.

– Да, коллеги… – задумчиво протянул командир. – Занятная путаница получается. Ты глянь, Палыч, может, одним махом все дело и разрешится-то? А ты капризничал, не хотел вчера ехать на место преступления.

– Я не собираюсь брать на себя эту новую Караваеву, – попытался придерживаться своего решения Кузнецов. – Да и старую, в принципе, тоже. Сами ищите ее телефон. Я ее, новую эту, только как свидетеля допрошу. Мне кажется, что вы забыли, уважаемые коллеги, что я, практически, пенсионер. Оставьте молодуху кому-нибудь другому, кто пошустрее меня.

Народ в зале захихикал. Кто-то даже по-приятельски похлопал Пал Палыча по плечу.

– Сарказм понятен, коллега, – не принял его заявления начальник, – но мое решение не обсуждается. Ну да, я еще вчера почувствовал, что надо тебя и на это дело поставить. Это даже не «еще одно дело». С этого момента рассматриваем его как единое дело. Ночное убийство – это второе убийство в твоем деле, Палыч. Садитесь с Федей вдвоем за стол и разбирайте что к чему. Федор, я тебя официально приписываю к Кузнецову с сегодняшнего дня. Найдите эту Людмилу Михайловну, проверьте степень родства и так далее. Ну, не мне вас учить, не маленькие.

Пока обсуждали прочие рабочие вопросы, следователь Кузнецов рассматривал стены и мебель в зале, прикидывая, насколько вероятным может быть то, что Прилепский, хирург, имеет отношение ко всей этой истории. «Первым делом надо будет выяснить, – подумал он, – что связывает, кроме служебных отношений, его и эту самую Людмилу Михайловну. И что там у нее было общего с Асановым. Медсестра в «Скорой помощи» – и чиновник высокого ранга. Прямая телефонная связь. Странно».

Когда собрание, наконец, закончилось, Кузнецов попросил Федора проверить родство Екатерины и Людмилы Караваевых, узнать, когда работает оставшаяся в живых девушка и зайти к нему, как только тот что-то узнает. Выпроводив юношу, он закрылся в кабинете и набрал номер Жогова.

– Игорь, – начал он с места в карьер, – не слышно ли чего-то о Цилицком?

– Увольте, дорогой Пал Палыч, – смеясь, ответил Жогов, – мне-то что до него, уж простите! У меня дел выше крыши моего двухэтажного офиса, а увлечениями жены я интересуюсь только тогда, когда они сулят серьезные дефициты в бюджете семьи.

– Послушай, Игорь, Вера нужна мне по еще одному очень важному делу. Напомни-ка ее номер. И скажи, дома ли она?

Жогов секунду помялся, потом все же ответил довольно бодро:

– Номер телефона я сейчас пришлю по почте. А вот о том, где она сейчас, я не знаю, если честно. Я сам давно на ногах, весь в трудах, потому что хозяйство у меня большое, как вы знаете – тут глаз да глаз нужен. Вера, может быть, еще спит. А, может, уже на работе. Я не знаю, уж извините.

– Ничего, я позвоню ей.

– А что, собственно, за спешность вдруг приключилась? – поинтересовался собеседник. – И голос у вас взволнованный.

– Ночью убили девушку. Дочь большой шишки из ФСБ. Бориса Караваева, если слыхал о таком…

На другой стороне связи зависла пауза, но, преодолев ее, Жогов снова заговорил:

– Да как мне не знать! Шутите что ли, Пал Палыч! Но при чем тут Вера?

– Так вся хрень случилась в мансарде, которой владеет одна из ее подопечных. Художница Вероника Лилова. Но та сейчас, вроде бы, гастролирует в Австралии. Я собирался поговорить с Верой, чтобы узнать, кто еще мог находиться в той квартире.

– Не знаю, поможет ли Вера в этом вопросе. Насколько я знаю, она общается с художниками только в рамках программы, строго по делу…

– Видишь, какая ерунда получается, Игорь, – усомнился следователь, – что-то часто в последнее время в нашем районе влетают в историю люди художественной богемы. Мне становится тяжело не впутывать тебя официально. Ты должен напрячь Веру и заставить ее мне помочь.

– А как убили ту девушку? И может быть, она все же не дочь того Караваева? Вы в этом совершенно уверены?

– Уверен, и совершеннее не бывает. Как она умерла, точно я сказать не могу. То ли на нее случайно упало зеркало, то ли ее зарезали обломками этого зеркала и подстроили сей несчастный случай. Мы разбираемся. Но свидетели мне помогли бы. Помоги и ты мне. И я постараюсь не таскать к нам Веру понапрасну. А то и тебя придется дергать с допросами о делах твоей жены, а у тебя нет для этого свободного времени. Но против официального вызова к нам в участок, ты же понимаешь, не попрешь.

– Да, на это у меня, к сожалению, времени нет. Но я понял. Я постараюсь. А как вы выведете Веру из игры, если все дело, как сами только что сказали, упирается в художников из ее галереи?

– Есть у меня одна догадка о том, как это дело стороной направить.

– То есть?

– Тут кое-что нашлось, связанное с Асановым. Похоже, родственница этой убитой Караваевой имела доступ к телу нашего чиновника. Какая-то связь у нее с ним точно была. Плюс, она работает рядом с наркологией. Плюс, буквально вчера в «скорой» случилось одно чрезвычайное происшествие, которое позволяет мне построить следствие на этих двух барышнях, убрав твою жену из-под артобстрела. Я имел в виду артиллерийского, а не художественного обстрела, – улыбнулся Кузнецов приключившейся игре слов.

– Ну так и отлично! Но Вера же ни одну из этих барышень не знает, так чем она может вам помочь?!

– Игорь, – не унимался следователь, – мне надо закрыть историю с художником. Пусть она мне его найдет, тогда я поговорю с ним еще раз и сниму с него подозрения. А пока он болтается неизвестно где, мы считаем его главным подозреваемым.

* * *

В галерее жены Игорю Жогову никогда бывать не нравилось. Он привык к суете своего собственного предприятия, а когда приходил туда слишком рано утром или задерживался до позднего времени по вечерам, когда в офисах и технических залах было пустынно и тихо, чувствовал себя неуютно, как будто попал в другое измерение, злое, холодное, туда, где не с кем общаться, некому давать советы и указания, где нет никого, кто бы в нем, Игоре Жогове, нуждался. Именно такое чувство накрывало его и тогда, когда он попадал в картинную галерею. Еще ему иногда казалось, что тут все обставлено так пафосно и чопорно, будто кто-то умер, поэтому нельзя говорить громко.