Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вестибюлярный аппарат тоже решил, что пора подкинуть смешных глюков: то Цилицкому казалось, что он подвешен вверх ногами, то – что он лежит на животе и смотрит в пол, хотя на самом деле он продолжал спокойно лежать на спине на диване.
Окружающая обстановка двигалась и искажалась параллельно с искажением ощущений в теле, которое, как ему казалось, то растягивалось, то сжималось.
И вдруг откуда ни возьмись к нему подлетел какой-то аппарат, по конструкции напоминающий десантный корабль инопланетян, и начал засасывать его внутрь! Цилицкому стало безумно страшно. Он резко открыл глаза – «механизм, похожий на сепаратор», и Виктор почему-то знал, что он и был именно сепаратором, – исчез, но оставалось стойкое ощущение, будто агрегат высосал-таки часть человека, и теперь он навсегда останется неполноценным, и поэтому ему теперь одна дорога – к наполеонам в шестую палату. И ему было абсолютно не до смеха. В надежде избавиться от нелепого состояния, он снова закрыл глаза.
В голове все закрутилось, краски начали смешиваться в многослойную радугу, смещаться все больше к центру. Через несколько мгновений или часов этой круговерти он ощутил, будто он сам находится в этом пространстве, где все перемешивается. Он больше не был наблюдателем работы этого вселенского блендера, он был составной частью будущего коктейля.
Виктор понял, что это – «ловушка на уровне кармы». В нее затягивает души, и они там перемешиваются и варятся в собственном соку. Это неустанное движение сбивало его с толку, он уже не знал, кто демон, кто ангел, кто враг, кто друг. Он и сам уже был не он, а набор личностей, которые хаотично всплывали в сознании. Один момент он был сам себе лучшим другом, еще мгновенье – и уже врагом и предателем.
И вдруг кружение закончилось. Цилицкий обнаружил себя стоящим перед витриной, которая сверкала мигающими лампочками. Он стоял напротив и смотрел, как перемигиваются огоньки.
Вдруг фокус его зрения расплылся, потом опять собрался, и перед ним уже сияли три иероглифа. Они мерцали довольно красиво, но понять их смысл Виктор не мог. Потом иероглифы трансформировались в двойную спираль ДНК, и она поползла перед его сознанием, а вслед за ней в голове полз чей-то голос: «Он ломает твою ДНК». Довольно быстро ДНК сломалось. Виктор тряс головой, а в ушах слышал свист. Нет, с первого раза ДНК не сломалось. И во второй раз Цилицкий отшатнулся. Когда нечто взялось за ДНК в третий раз, мужчина начал, защищаясь, считать: «Десять. Десять. Десять…», и ему казалось, что говорит он: «Здесь. Здесь. Здесь». А потом он сказал: «Тынедракон» и повторил это много раз.
А потом он снюхивал снежинки с куртки, и в нос ему летел запах химической чистоты, но не как у стирального порошка, а намного вкуснее.
Снова появились иероглифы, но на этот раз они попробовали перерасти в гриб, и гриб пульсировал зеленым цветом. А потом из него вылупились два кубика. У одного грани были красными, у другого – синими. Кубики вращались на ребре, хотя были скреплены между собой алгоритмом. А потом кубиками жонглировала Катя, у нее были маленькие ручки, которыми она нещадно терла… терла…
Виктор смотрел и осознавал всю безысходность ситуации. Он ничего не мог сделать, он отворачивался, но Катя была везде. Он швырнул в нее большим кактусом и закрыл глаза. Снова все закружилось, но на этот раз – выводя его из фантасмагории.
Виктор обнаружил себя на кровати. В больнице. Ему в задницу кололи иглу шприца с заранее посаженной в него беременной девушкой.
Это было очень страшно, но выхода не было.
Как, когда и почему закончился этот ужас, он потом не мог вспомнить.
* * *
Очухавшись через несколько часов, Люся растормошила Виктора и сразу после этого отправилась в душ. Цилицкий же сразу снова заснул, и на этот раз, наконец, здоровым спокойным сном. Но долго спать ему не пришлось, потому что Люся под струями горячей воды окончательно пришла в себя и начала вспоминать, что с ними происходило до отключки. Вместе с памятью к ней пришло осознание того, что текущая ситуации довольно плачевна. Девушка, даже не вытершись как следует, выскочила из ванной и снова растормошила Виктора.
– Вить, – уговаривала Люся, нещадно тряся еще дремлющего мужчину, – Витя, проснись. Надо поговорить. Очень серьезно.
– Отстань. Еще немножко. Ну пожалуйста, пожалуйста! Ты не представляешь, как я устал!
– Проснись, балда! Дело, кажется, совсем дрянь.
– Ну что могло случиться? Расслабься, киска, – он попытался смять ее в охапку и затолкать себе под живот. – Мы скоро поедем в Америку. Ты помнишь? Все у нас хорошо!
– Вот там и выспишься! Если доедем. Проснись, пожалуйста. Мне кажется, что все очень плохо.
Мужчина, наконец, начал кое-как протирать глаза и лениво потягиваться.
– Люсь, мне было так тепло. Наконец мне было тепло. Зачем ты меня разбудила?!
– Смотри! – она попыталась сунуть ему в лицо свой телефон. – Пока мы спали, у меня было три вызова от Лени. Это мой начальник. Хоть я отпросилась, он все равно меня искал. Это дурной знак. И еще была куча звонков с неизвестного мне номера. Ты видишь?
– Ну и что? – щурясь от дневного света, льющегося в окно, спросил мужчина. – Что тебя так напугало? Телефона испугалась. Да выкинь ты его! На кой он тебе сдался? Считай, что ты уже уехала.
– Вить, я боюсь, если честно. Ты сказал, что они подозревают меня в смерти Асанова, хотя я, честное слово, понятия не имею, что с ним произошло. Еще они обнаружили мою связь с Катей. Ты понимаешь, что теперь я виновата во всем?!
– Не выдумывай то, чего нет. Ты же уже большая девочка! – промычал Виктор, все еще сонным голосом.
– Я уверена, что они уже искали меня и звонили или даже приходили в больницу. Поэтому-то Прилепский и звонил! И наверняка те звонки, что не определились телефоном, были из полиции. Вить, ну разве ты не понимаешь? Они будут меня искать.
И в этот самый момент зазвонил домофон. Люся замерла, а через миг Виктор почувствовал, что ее руки, которыми она только что пыталась растормошить его, начали дрожать. Он сел в кровати, притянул ее к себе, накрыл одеялом и крепко прижал к груди.
– Тихо! Тихо! Нас нет дома. Они не могут взламывать дверь. Так быстро ордер они не получат. Ты уехала к маме, к бабушке, к подруге. Мало ли какие у тебя днем дела. Спокойно, миленькая. Все будет хорошо. Скоро мы улетаем. Ты помнишь?
Девушка начала дрожать, и эта ее дрожь помимо его воли передавалась Виктору.
Домофон позвонил еще два раза, а потом наступила долгая тишина. Наконец, когда они убедилась в том, что никто не пытается взломать дверь, Люся вылезла из-под одеяла. Она уже не дрожала, но была бледной, как медуза. И почти такой же прозрачной. Она выкопала из одеяла свой мобильник и принялась нажимать кнопки.
– Куда звоним? – пытаясь сохранять спокойствие, спросил Виктор.
– Прилепскому. Он меня убьет, но мне не у кого, кроме него, спросить совета.