– Вот тут, – злорадно сказала она, показывая на то место рядом с подмышкой, где только что была рука черноволосого. – Со вчерашнего вечера болит.

Мародер продолжал пятиться. Бубон, страшный признак чумы, чаще всего появлялся именно в этом месте.

– Что с тобой? – крикнул из-за спины Гйол рыжий, видимо, не так быстро соображающий.

– Уходим! – панически выкрикнул его приятель, нашаривая ручку двери. – Девка больна!

– Да с чего ты взял… – начал было рыжий и осекся, наткнувшись взглядом на замотанное лицо Гйол. Он тоже попятился, затем развернулся и побежал. Секунду спустя оба молодчика выскочили из дома наружу, с грохотом захлопнулась за ними входная дверь.

Гйол без сил рухнула на пол там, где стояла, и разрыдалась.

До этого дня Гйол была так погружена в свое горе, так переполнена страхом перед чумой, что даже не думала о других опасностях, подстерегающих в городе. По улицам, по опустевшим домам бродили воры, грабители, мародеры. Могильщики, перетаскивающие падаль, тоже не брезговали дополнительным доходом. Рассчитывать на городскую стражу было нечего. В этот раз Гйол повезло: воры испугались непривычной им повязки на лице, но другие могут оказаться храбрее или сообразительнее.

Во Флоренции оставаться нельзя, поняла Гйол. Пребывание в городе означало почти верную смерть – если не от болезни, то от руки разбойника.

Гйол заперла дверь, на всякий случай подперев ее тяжелой деревянной скамьей, и сбросила мешковатое платье, оставшись в любимой йолнами льняной рубахе. Затем поднялась в свою комнату и принялась за сборы. Уложив и завязав узел с вещами, йолна вскинула его на плечо и направилась вниз. К тому времени, как она спустилась с лестницы, плечи уже устали. Гйол поняла, что с таким грузом ей далеко не уйти.

Йолна развязала узел и принялась перебирать вещи. Она остановилась на двух сменах платья попроще – в одну она переоденется сейчас, а вторую возьмет с собой. Добавила теплый платок для тех времен, когда наступят холода, и пару льняных тряпок, чтобы заматывать ими лицо. Принесла из кухни плотно закупоренную бутыль с уксусом. В отдельный маленький узелок завязала иголки и нитки. Подумав, решила положить туда же не очень длинный, но острый нож. Обращаться с оружием Гйол учил найи́ Йгерн, не раз за свою долгую жизнь служивший наемным воином или охранником. Йгерн был хорошим, терпеливым учителем и превосходным рассказчиком. Он умер третьим, через месяц после Тейре.

В доме было и настоящее оружие – испанские и английские мечи, искусной работы кинжалы, но простая девушка привлекла бы слишком много внимания, разгуливая с клинком, подобающим богатым и знатным сеньорам.

Уложив вещи, Гйол направилась в боковую спальню, в которой жил раньше хранитель Гойтре. Деньги всегда держали в этой комнате, в кованом сундуке, задвинутом под кровать хранителя. После смерти Гойтре деньги остались там, где лежали.

В спальне Гйол ждал очередной удар – мародеры успели добраться и сюда. Дверь в комнату была распахнута, подушки и покрывала с постели в беспорядке валялись на полу, а главное – крышка сундука была откинута, а сам он пуст.

Гйол больше не в состоянии была ни плакать, ни отчаиваться. Она принялась осматривать остальные комнаты. Только одна из них оказалась нетронута, и Гйол нашла в ней два флорина, тонкую золотую цепочку и кольцо. Цепочку она надела на шею и упрятала под платьем, а кольцо и деньги отнесла вниз, к остальным вещам. Тщательно обыскав кухню, Гйол нашла еще немного мелочи и золотой, тонкой работы наперсток. Тут же наткнулась на кожаный мешочек, в котором Тейре держал дорожные принадлежности для разведения огня. Йолна мысленно отругала себя за то, что едва не забыла такую важную вещь.

Если бы Гйол и не собиралась уходить из Флоренции, теперь ей в любом случае пришлось бы это сделать: на те крохи, что удалось найти, в городе долго не прожить. Конечно, еще несколько лет назад этого хватило бы на много недель. Но беды словно сговорились одна за другой гостить во Флоренции. Крушение «Торгового дома Барди и Петруцци» повлекло за собой разорение немалого числа городских купцов, прошлогодний неурожай поднял вдвое и без того высокие цены на зерно. Чума показалась флорентийцам лишь завершением целой вереницы тяжких невзгод.

Гйол поела, почти не чувствуя вкуса пищи, – поела лишь потому, что телу нужны были силы. Она знала, что недалек тот день, когда она обретет способность менять тела, а значит, ей теперь требовалось даже больше еды и жидкости, чем обычно. Желательно – овощей и фруктов, как объяснял хранитель Гойтре, но где их сейчас взять. Гйол снова вздохнула: в другое время один из найи́ непременно помог бы выбрать новое тело и был бы рядом в такой важный для любого молодого йолна момент. Ей же оставалось только надеяться, что она сумеет все сделать правильно, когда придет время. Если оно придет, подумала йолна. Кто знает, не окажется ли сулящее счастье имя «Гйол» попросту злой и дурной шуткой, не постигнет ли ее та судьба, которой чудом избежала ее тезка из древнего сказания?

«Быть может, – с отчаянной надеждой подумала вдруг она, – где-то в других городах еще остались йолны, которых пощадила чума».

Гйол проверила, надежно ли заперта дверь, поднялась к себе в комнату, разделась и в последний раз легла в постель, на которой спала все пятнадцать лет своей жизни. Сон был неспокойным: мешали страхи, сомнения, мысли о будущем, чудился то стук в дверь, то незнакомые голоса внизу. Гйол ворочалась, пробуждалась и засыпала вновь, а очнувшись в очередной раз, с ужасом поняла, что стук не исчез вместе с кошмарным сном. Кто-то внизу продолжал негромко, но настойчиво колотить в дверь. Йолна поднялась с постели и взглянула в окно: небо уже приобрело тот оттенок голубого, что бывает лишь сразу после рассвета. Должно быть, городские ворота уже открыли или вот-вот откроют. Если выбраться из кухонного окна, то незваные гости не заметят ее.

Между тем прервавшийся было стук возобновился. Уже одетая, Гйол остановилась на полпути: ей подумалось, что визитеров может оказаться несколько, и один из них тогда станет поджидать ее у того самого кухонного окна. Йолна бросилась в спальню хранителя Гойтре: ее окно выходило на улицу, и Гйол надеялась, осторожно выглянув, рассмотреть того, кто стоял сейчас на пороге. Однако едва лишь йолна бросила взгляд вниз, как планы побега были забыты, и она, задыхаясь от радости, кинулась вон из комнаты, вниз по лестнице, к двери, дрожащими руками принялась торопливо оттаскивать от нее ту скамью, которой подперла вход вечером.

Гость, пусть и не знакомый Гйол до этого дня, был йолном.

– Приветствую тебя, йолна, – произнес незнакомец. – Я уже почти перестал надеяться, что мне откроют. Меня зовут Йиргем.

– Я Гйол. Заходи.

Перешагнув порог, Йиргем скинул с плеча котомку, опустил ее на пол у двери и огляделся. Гйол чувствовала, как был способен почувствовать любой йолн на ее месте, что незнакомец намного старше ее и опытнее. Она знала, что и Йиргем наверняка чувствует, как молода еще Гйол.

– Ты голоден? – спросила она.