Он кивнул, предоставив собаке облизывать ему ладонь.

— Ракета любит с солью. А Пит даже не притронется к еде, если не дать ему кусочек сыра.

— Как получилось, что вы появились так вовремя?

— Это все Гус. — Боб пожал плечами. — Я его давно знаю. Он был добр ко мне в отличие от остальных.

— Да, Гус такой.

Он продолжал:

— Гус в курсе, что я хорошо знаю реку. Вдобавок благодаря своей работе я способен прочесать ее из конца в конец быстрее всех.

— Работе?

— Ну да… я летчик.

Я пригляделся и наконец сложил все фрагменты воедино.

— Это вас я тогда видел на бензоколонке, под дождем?

Боб засмеялся.

— Да. Спасибо, что толкнул. Гус позвонил мне на следующий день. Попросил присматривать за вами время от времени. Было не так уж трудно заметить оранжевое каноэ.

— Теперь понятно, отчего вы пролетали над нами каждый день.

Боб кивнул.

— Стоило понять, с какой скоростью вы движетесь, — и я мог вычислять ваше местонахождение с точностью до мили. Ты отлично гребешь.

— Много практиковался.

— Знаю.

Значит, о нас пошли слухи.

— Этого-то я и боялся.

Он изогнул бровь.

— Знаешь «Старого рыбака»?

Магазинчик «Старый рыбак» находится вблизи общественной пристани на флоридском берегу. Там продают пиво, содовую, шоколадки, червей для наживки, спасательные жилеты и все остальное, что может понадобиться на реке. Приятное местечко. Еще там есть общественный туалет — не самый чистый на свете, но когда ты везешь туристов, особенно женщин, которые не желают справлять нужду в лесу, он может пригодиться. Обычная остановка по пути в низовья.

— Я вырос на реке, поэтому мне доводилось там бывать.

— Я заглянул туда, чтобы доставить счет хозяину. Короче говоря, возле магазина ошивались четверо этих типов и говорили не то чтобы шепотом. Судя по интонации и по тому, что сказал Гус, они затевали что-то нехорошее. Поэтому вчера вечером я начал осматривать реку к югу от Пинкни.

— И все это из-за их интонации?

— У меня большой опыт. Когда я заметил твое каноэ, они уже висели у вас на хвосте. А в «Белых дубах» есть посадочная площадка, которой я пользовался пару раз. Я сел, дошел до реки и обнаружил вас.

— Вы знаете, что это за люди?

Боб покачал головой.

— Четверо идиотов, которые ищут себе неприятностей.

— Почему они выбрали нас?

— Гиены всегда выбирают легкую добычу.

— Откуда вы знаете, что сейчас они не крутятся возле дома?

— Возможно, но… — Он улыбнулся, — Сомневаюсь.

— К слову о доме… Где мы?

— Хорошо помнишь реку?

Я пожал плечами:

— Ее трудно забыть.

— В нескольких километрах к югу от Трейдерс.

Сердце у меня замерло.

— К югу от линии электропередачи?

— Ты действительно знаешь реку. В трех километрах от линии.

Я подсчитал в уме. Мы потеряли двадцать пять километров. Точнее, вернулись назад. Теперь мы находились примерно в семидесяти километрах от Седар-Пойнта, и нам предстояло вторично покрыть уже пройденное расстояние. Это был тяжелый удар.

Боб продолжал:

— Наверное, сейчас эти парни думают, что бы им соврать врачу. — Он склонился ко мне, послушал, как Эбби плещется в ванне, и шепнул: — Это, конечно, не мое дело, но мне хотелось бы услышать вашу версию событий. Что ты делаешь на реке с этой женщиной?

— Она моя жена.

— Я понял. Но ей следует лежать в больнице.

Я принялся ковырять яичницу вилкой.

— Наверное, лучше говорить напрямик…

Он кивнул.

— Это долгая история.

Боб посмотрел на часы.

— Ты следишь за новостями?

Я покачал головой:

— В последнее время у меня не было такой возможности.

Он включил телевизор, откинулся на спинку стула и сложил руки на животе. На экране вспыхнула надпись «Последние известия об Эбби Элиот».

Попугай кружил по столу и притопывал лапкой.

— Новости!.. Новости!..

И тогда я понял, что наше путешествие окончено.

Вынужденная проводить много времени в клинике, Эбби познакомилась с некоторыми пациентками. Все больные раком держатся вместе, но женщин с раком груди объединяют невероятно крепкие узы. Одну из них звали Дебора Фаннинг. Дебора, или Дебби, как мы ее называли, переживала нечто подобное: сначала двойная мастэктомия, потом рак дал метастазы, и теперь врачи охотились за ним по всему организму. Муж Деборы, Рик, сначала приезжал вместе с ней. У них как будто было все — отличная работа, большой дом в Майами, загородный коттедж, яхта. Затем Рик начал появляться все реже. Наконец мы вообще перестали его встречать.

Дебора пожимала плечами:

— Вы же знаете, что такое коммивояжер. Постоянные разъезды. Нам нужно на что-то жить.

Она плохо умела врать. По настоянию Эбби я попросил врачей перевести Дебору в соседнюю палату. В итоге мы стали много времени проводить втроем. Смотрели телевизор, ели, болтали, обсуждали нашу жизнь после рака. Я катал обеих женщин в креслах по парковке, вешал на Джорджи два мешка и придвигал два стула. Дебора была красивая и на четыре года моложе Эбби. Она тоже облысела и жила в постоянном страхе, хотя никогда не жаловалась. Мы с Эбби быстро заметили, что телефон у нее молчит. Рик никуда не уезжал.

Однажды вечером я вошел в палату и увидел, что Эбби плачет. Она была в ярости. Взбешена.

— Ты со мной разведешься? — Она смотрела мне прямо в глаза.

— Что?

— Скажи правду.

— Нет. Эбби, ради Бога…

Она швырнула мне стопку бумаг.

— А Рик развелся. — Эбби указала на соседнюю дверь. — Он сейчас там, объясняет, что это ради их общего блага. И что она сама во всем виновата.

Я прислонился к двери и прислушался. Эбби была права. Тогда я вошел в палату Деборы, приблизился к Рику и ударил его так, что ободрал себе все костяшки. Он валялся на полу, выплевывая кровь и зубы.

— Ты ее не достоин, — сказал я, забрал Дебору и перенес к нам.

Через три месяца Дебби не стало. Ее смерть на совести Рика. Надеюсь, он никогда об этом не забудет.

Вот во что превратилась наша жизнь. Лечение, поездки, инфекции, обследования, снова обследования и опять обследования, результаты один хуже другого. Мы жили в настоящем тумаке. Борьба стала для нас китайской пыткой, и наши надежды слабели.