По пути им встретилось несколько отрядов вооруженной пехоты. Стрелки под удары барабанов бодро вышагивали, поднимая густую пыль. Горсей заметил, что вместо луков, торчавших за спиной английских стрелков в прошлый его приезд, теперь виднелись огнестрельные ружья.

— Несколько тысяч стрелков охраняют Лондон. И все время королевские секретари принимают и обучают новых и новых. В Лондоне никогда не было столько солдат, — сказал Горсею ехавший бок о бок с ним слуга Джонкинс.

Джером Горсей ничего не ответил.

Молча они подъехали к «Золотой подкове», молча разошлись по комнатам, расположенным на втором этаже.

Наступило время ужинать. Горсей спустился в харчевню при гостинице. В низком помещении с деревянным потолком горел камин. Несколько горожан сидели за дубовыми столами, пили пиво и громко разговаривали. Хозяин с поклоном показал Горсею на свободное место у камина.

— Что угодно дорогому гостю?

— Жареной ветчины, паштет из оленины и две кварты пива.

Усевшись за стол, Джером Горсей задумался. Разговор с королевой не выходил у него из головы. Выходит, задуманное дело там, в Скифском море, может обернуться плохо и никто не заступится. А он-то надеялся на лорда Френсиса Уолсингема. Нет, королева Елизавета не пойдет сейчас на опасную игру…

Голова Горсея лихорадочно заработала, выискивая всякие ходы и повороты. В Москве он надеялся на всесильного правителя Бориса Годунова, но и у того было много врагов и ему приходилось ходить с опаской. «Стоит оступиться — и Андрей Щелкалов тут же схватит меня за руку». Горсей проклинал себя за слова, сказанные про повивальную бабку и Бориса Годунова. А вдруг об этом узнает правитель?! Потом он подумал, что напрасно разболтал об острове на Скифском море. Если бы королева согласилась с его предложением и послала свои корабли, то все соболиные шкурки очутились бы в королевской казне.

Джером Горсей решил подождать, посмотреть, как пройдет первое плавание в Скифском море, а пока все держать в тайне.

Хозяин принес две кварты пива. Слуга поставил на стол ветчину и паштет.

Джером Горсей ужинал вяло, без смакования.

— Проклятый францисканец! — услышал он громкий возглас за соседним столом. — Изменник! Держите его!

Загремела посуда, двое горожан навалились на скромно одетого пожилого человека с бледным лицом. Завернув ему руки за спину, связали веревкой.

— Он подговаривал нас изменить королеве и помогать испанцам! — кричал один. — Думал, мы продадим свою душу за кварту пива! Он называл королеву нечестивой развратницей!

— Этот выродок сказал, что Филипп отрубит нашей королеве голову!

Францисканец молча глядел на всех полными ненависти глазами.

В гостиницу ворвались алебардщики, позванные хозяином.

Когда францисканца с бледным лицом и разгневанных горожан увели алебардщики, хозяин сказал, обращаясь к Горсею:

— Вы, наверно, не знаете, господин, про тайные происки испанского короля Филиппа. Он засылает в Англию переодетых монахов — францисканцев и иезуитов, чтобы они уговаривали англичан-католиков поднять оружие, когда испанские войска высадятся в Англии. Но лорд Уолсингем узнал об этом. Королева издала указ: таких проповедников вылавливать и предавать суду. Наверно, этого молодчика через три дня повесят, — закончил хозяин. — Вы плохо едите, господин. Моя ветчина славится и в Лондоне.

— Что делают русские, когда приезжают на новые земли? — спросил Джон Браун, высадившись на холмистый остров.

Фома Мясной помолчал, подумал, почесал затылок.

— Да что? Перво-наперво строят избу для воеводы, вторую — для попа, а третью — общую для служилых людей, а насупротив их — ссыпной амбар для хлеба, погреб для пороху и церковь. Церковь — та же изба, только с крестом на крыше… Потом и стены деревянные ставили, снаружи укрепляли рвом.

— О да, так правильно. Мы тоже поставим избу. Вот здесь будет крепость, вокруг этой маленькой речки. Из Лондона привезут много товаров, мы сделаем большой амбар и будем торговать с дикарями. Ты будешь очень богатый человек, Фома Мясной… Русские пугали нас льдами. Но по дороге мы встречали совсем мало льдов.

— Год на год не приходится, господин купец. Вон люди говорят, прошлым летом сюда вовсе проходу от льдов не было.

— Мы будем сидеть на острове в своем теплом маленьком домике и ждать. А сюда будут приезжать самоеды и продавать соболиные шкурки. Здесь они очень, очень дешевы. Во сколько нам обойдется один соболь, Фома Мясной?

— Это как выпадет счастье, господин купец. Бывает, десять копеек, а бывает, и полтину выложить придется.

— Десять копеек, полтина! — счастливо рассмеялся англичанин. — А в Холмогорах мы платим пять и восемь рублей. А за отборные шкурки — десять и больше.

Фома Мясной промолчал.

Поморы не теряли времени. Несколько человек устанавливали на берегу вороты, с помощью которых собирались вытащить на песок большие кочи. Остальные носили с кораблей бревна и доски готового дома. Все торопились — знали, что северная природа не любит шутить. В любой час может измениться ветер, и неумолимые льды станут напирать на остров.

На берег съехал и второй купец, Ричард Ингрем.

Англичане отошли подальше от места высадки и стали прогуливаться взад и вперед, о чем-то оживленно разговаривая.

«Ишь, говорят, словно утки крякают», — подумал Богдан Лучков, прислушиваясь к их разговору.

— Поздравляю тебя, Иоганн, — радостно говорил Ричард Ингрем. — Мы сделали большое дело. Путь через страшные льды пройден. Много лет пытались англичане проникнуть в эти места, и только нам удалось пересечь Скифское море и высадиться на необитаемом острове. А раз он необитаем — значит, ничей, а раз ничей — значит, наш.

— О-о, я еще не верю, что стою на собственной земле.

Ричард Ингрем принялся танцевать, затаптывая сапогами скромные северные цветы.

— Рано еще радоваться, Ричард, — остановил его приятель. — Высадиться на острове мало, надо укрепить его. Вот когда я поставлю здесь крепость, — Джон Браун показал рукой, — и в амбаре у меня будет много соболиных шкурок, тогда мы будем чувствовать себя на этой земле отлично.

— Надо перезимовать. Зимовка закрепит наши права. Английская королева сможет защитить своих подданных, поселившихся на необитаемом острове.

— Что ж, не беда, перезимуем. Русские знают, как надо поступать. Никандр Мясной обещает, что весной сюда приедут много дикарей и привезут соболиные шкурки… Только слушай, Иоганн, — Ричард Ингрем круто повернулся, — мы здесь будем терпеть много лишений, и я думаю, будет справедливо, если все соболиные меха мы возьмем себе.