Пора спать. Сколько там времени?

Тавров взглянул на светящийся индикатор телефона, служившего ему заодно и будильником, но вместо цифр увидел мигающие черточки. Сначала он удивился, потом сообразил, что кто-то звонит ему, а АОН не смог определить номер. А звонка не слышно, потому что сам же Тавров установил «ночной режим» с нуля часов до восьми утра: вызов слышен только после двенадцатого звонка.

Тавров снял трубку и сказал шепотом, чтобы не разбудить отца Иоанна:

– Слушаю, Тавров.

– Извините за поздний звонок, Валерий Иванович, – раздался в трубке голос Павлова, – но обстоятельства требуют вашего присутствия.

– Где? – переспросил Тавров.

– В госпитале ветеранов на Стартовой. Час назад было совершено второе покушение на Пустовойтову. Я высылаю за вами машину. Она должна прибыть через полчаса. Это черная «Волга», на которой обычно езжу я. Номер помните?

– Да, конечно.

– Отлично, жду вас.

Тавров положил трубку, посмотрел на время. Два часа четырнадцать минут.

– Что случилось, Валерий Иванович? – раздался вдруг голос отца Иоанна. Тавров зажег свет и ответил:

– А я думал, что вы спите. Позвонил мой приятель из убойного… из отдела убийств МУРа и сообщил, что час назад было совершено второе покушение на жизнь Евфросиньи Матвеевны.

– Это невероятно! – воскликнул в замешательстве отец Иоанн и сел на раскладушке. Если бы не бородка и длинные волосы, он был бы похож на старшину-сверхсрочника из старых фильмов: умеренно накачанная мускулатура, ни грамма жира, майка и трусы армейского образца. Тавров усмехнулся неожиданной ассоциации и добавил:

– Собирайтесь, через полчаса поедем.

– Невероятно! – повторил отец Иоанн и спешно стал одеваться.

* * *

Машина с шофером действительно появилась через полчаса, и в половине четвертого они уже подъехали к воротам госпиталя. Госпиталь охранялся не каким-нибудь полукриминальным ЧОПом, а милиционерами, поэтому машину начальника убойного отдела МУРа пропустили сразу. «Волга» остановилась возле подъезда. Тавров и отец Иоанн прошли в холл. Возле дверей стояла девушка в форме сержанта милиции. Она проверила документы у Таврова и обратилась к отцу Иоанну:

– А вы кто? Насчет вас у меня нет указаний.

– Он со мной, – сказал Тавров, но на девушку это не произвело никакого впечатления. Она достала радиотелефон и доложила: – Товарищ подполковник, приехал Тавров и с ним еще один. Есть!

Девушка повернулась к Таврову и сказала:

– Проходите. Шестой этаж, палата сто тридцать четыре. На вызов работают лифты с красной кнопкой.

– Спасибо, я знаю.

Тавров и отец Иоанн прошли через несколько безлюдных коридоров и рекреаций, поднялись на лифте на шестой этаж. Павлов и еще несколько человек расположились в стеклянном помещении напротив палаты сто тридцать четыре: в этом помещении обычно сидели медсестры. Увидев Таврова, Павлов сразу вышел к нему.

– Идемте, Валерий Иванович, сами все увидите. Евфросинью Матвеевну мы перевезли в соседнюю палату. Так, а это кто с вами?

– Познакомься, это отец Иоанн, – представил Тавров своего спутника. – Он друг Евфросиньи Матвеевны и помогает мне. Так что пусть он тоже все увидит. Не сомневайся, на него можно положиться.

Павлов, умотанный бессонной ночью, махнул рукой и повел их по коридору.

Палата номер сто тридцать четыре была двухместная, с ванной и туалетом. Одно из двух больших окон было занавешено одеялом, из-за которого тянуло ледяным ветром. Пол возле окна был усыпан осколками стекла.

– Что тут случилось? – спросил Тавров.

Павлов выглянул в коридор и крикнул:

– Сухотина ко мне!

Вошел старший сержант из охраны госпиталя.

– Давай рассказывай все сначала, – приказал Павлов.

– Да я уж все рассказал, – неуверенно заметил сержант, переминаясь с ноги на ногу.

– Тем более справишься еще раз. Давай, давай, все как было, в подробностях.

Сержант вздохнул и начал рассказ:

– Я заступил сегодня… то есть вчера утром, как обычно. Выяснил информацию на вновь поступивших на этаж больных, чтобы запомнить их в лицо. Далее проверял каждые полчаса палату. Где-то около половины первого в последний раз осмотрел объект охраны. Все было нормально. После этого занял место в коридоре рядом со входом в палату.

– Минутку, сержант, – прервал его Тавров. – А где была дежурная медсестра?

Сержант потупился и переспросил:

– Лена? Ну как только я около полуночи осмотрел палату, мы с ней попили чаю, поговорили о том о сем. Сидели напротив, так что я постоянно видел вход в палату! Вот… а потом Лена пошла смотреть телевизор в просмотровый зал, а я…

– Что за просмотровый зал? – спросил Тавров.

– Помещение за перегородкой из полупрозрачного стекла, – пояснил Павлов, – прямо напротив помещения дежурной медсестры. Там еще стоят кресла и диваны.

– Так… продолжайте, сержант.

– Вот… Лена ушла смотреть телевизор, а я сделал осмотр палаты и сел на стул рядом с дверью. Было примерно ноль сорок пять, когда услышал слабый крик. Поскольку в палате никого не должно было быть, кроме коматозной больной, то я на всякий случай достал пистолет, оставив его на предохранителе, и пошел внутрь. Когда я открыл дверь, то сразу увидел в окне злоумышленника. Он проник через окно, видимо, вырезав стекло. Я крикнул ему: «Стой, стрелять буду», а когда он вскочил на подоконник, я немедленно открыл по нему огонь на поражение. Больной в палате не было, я попытался открыть дверь в туалет, но она оказалась закрыта изнутри. Я выбил дверь и обнаружил, что больная лежит возле умывальника без сознания. Я немедленно вызвал дежурную сестру для оказания помощи больной, а сам позвонил на центральный пост охраны и доложил о случившемся. Потом вместе с дежурной медсестрой мы переложили больную на кровать и вывезли ее в соседнюю палату. Вот и все в основном.

Павлов мрачно смотрел на замолчавшего сержанта. Потом равнодушно спросил:

– Ну а разглядеть нападавшего тебе удалось?

Сержант дернул кадыком, сглатывая слюну, и торопливо ответил:

– Да я же говорю, товарищ подполковник, что все очень быстро произошло. Он был весь в черном, а лицо все заросло волосами… бородатый, длинноволосый… Все!

Отец Иоанн быстро вышел в коридор, но на это никто не обратил внимания. Павлов достал сигарету, но, вспомнив, где он находится, крякнул с досадой и спрятал сигарету обратно в пачку. Затем сказал:

– Очень жаль, Сухотин, очень жаль!

– Что жаль, товарищ подполковник?

– Что правду говорить не хотим! – пояснил Павлов. – Сам ты понимаешь, какую чушь несешь? Не проще ли правду рассказать? Облегчишь вину.