– Довольно, Мердек, уж больно ты лют. Хозяин велел поберечь пса…

Стремительным тигриным движением Мердек обернулся на голос, сабля его описала полный круг, и ошалевший от всего увиденного разбойник даже не успел вскинуть оружие в свою защиту. Его голова отделилась от туловища, и фонтан крови окатил второго разбойника. Мердек не смотрел, куда упала голова. Какая разница, куда падают головы поверженных врагов. А вот другой охранник не удержался и на мгновение скосил глаза – и эта слабость стоила ему жизни. Стоя посреди кровавого побоища, Мердек восстанавливал дыхание, соображая, что делать дальше, когда его окликнул голос, которого он ожидал услышать меньше всего:

– Неплохо, очень даже неплохо. За двадцать лет ты совсем не переменился, все также ловок и лют.

Хаим-Лисица как ни в чем не бывало стоял в проходе и с явным удовольствием рассматривал поверженные тела своих бойцов.

С ног до головы забрызганный кровью, Мердек исподлобья взглянул на Хаима – человека, кого всю жизнь любил больше жизни и боялся больше смерти.

– Не боишься, что я и тебя с ними заодно? – спросил он без всякого почтения.

– Нет, не боюсь, – отозвался Хаим-Лисица, улыбаясь «козлиной» улыбкой.

Конечно, козлы не улыбаются, но если б они это делали, то выглядели бы точь-в-точь как Хаим.

Неожиданно Мердек почувствовал, что напряжение схватки отпустило его, он дышит легко и ровно, и разгоряченная кровь разгоняет по телу ощущение силы, такое знакомое раньше и почти забытое теперь. И злости на Хаима совсем не было. Впрочем, не было и недавнего раболепия. Он посмотрел прямо в глаза хозяину – неслыханная дерзость! – и с любопытством спросил:

– Почему же?

– А ты умный, – с загадочной улыбкой объяснил Хаим. – Если ты меня здесь прикончишь, мои люди не дадут тебе уйти.

– Будто? – усомнился Мердек.

– Да, любят меня не слишком, но тебе мое место занять не дадут. И потом, на что тебе обижаться? Я дал тебе понять, кто ты есть, и чего ты стоишь. Ты должен мне быть благодарен за урок. И, похоже, ты благодарен…

– Благодарен, – кивнул Мердек и, кроме него, никто не узнал, какой смысл вложил он в это слово.

Хаим взглянул на исполосованную сабельными ударами собаку и непритворно вздохнул.

– Жалко будет, если подохнет.

– А мне так ни капли, – отозвался Мердек.

Когда шаги Хаима и Мердека стихли, факел последний раз вспыхнул и погас, но это не имело никакого значения для пса, который почти ничего не видел и не чувствовал.

Йонард не часто задумывался, что такое смерть, но иногда мысли о ней все же посещали его голову и каждый раз он отвечал на этот вопрос по-разному. Сейчас, если бы кто-нибудь спросил его, что такое смерть, он бы ответил – смерть это отчаяние…

– Не всякую битву можно выиграть, а проиграть битву не значит проиграть войну.

Негромкий голос прозвучал совсем рядом. Йонард с трудом поднял голову. Призрак Дзигоро сидел на плоском камне в углу, по своему обыкновению поджав ноги, и смотрел на него с мягкой улыбкой.

– О чем ты жалеешь? О том, что не омыл свои клыки в крови своего собрата?

– Иранские волки ему собратья. Он хотел меня убить, а я не смог достойно ответить. Что же, по-твоему, я должен радоваться?

– Радоваться тебе нечему, – согласился призрак. – Но и печалиться ни к чему. Пожалуй, это хорошо, что ты его не убил. У меня такое предчувствие, что Мердек в этой истории еще скажет свое слово…

– Злости у меня на него настоящей не было, вот в чем дело, – буркнул варвар, – если бы сюда зашел этот жирный любитель гашиша, я бы точно оттяпал ему голову!

– Он же не знал, что ты – человек, – возразил призрак.

Йонард вздохнул так, что цепь загремела.

– Я этого и сам не знаю. Боюсь, я призрак, и стал привыкать к четырем лапам. И есть с пола. Вырвусь – раздеру египтянина в клочья, и будь что будет.

– Тогда останешься собакой, – уронил Дзигоро, не глядя на серебристого пса.

– Что?! – рявкнул Йонард, словно и не лежал только что, истекая кровью, почти бездыханный.

Стремительный прыжок не сумел бы предвидеть никто, даже Дзигоро. Другое дело – призрак и не собирался отклоняться. Даже не вскинул руки для защиты. Огромный шар, весь состоящий из тугих мускулов, клыков и злобы пролетел сквозь него и приземлился, тяжело ударившись о каменный пол пещеры. Позабыв о человеческом достоинстве, Йонард взвыл.

– Хотел бы я знать, в каком месте ты зарыл свою хваленую выдержку? – полюбопытствовал Дзигоро. – Я бы, пожалуй, не поленился сходить и вернуть ее тебе. Без нее ты выглядишь очень глупо.

– Издеваешься? – хмуро спросил пес.

– Есть немного. Вставай. Не лежи на мне. Я хоть и нематериален, но разрывать пополам меня не нужно.

– Мне бы твои заботы, – Йонард возвратился в свой угол и вывалил язык, часто дыша. – Кстати, давно забываю спросить, что это ты так разболтался? Да и я тоже. Прежде, помнится, и без слов обходились. Почему не говорил, если мог?

– Не мог, – отозвался Дзигоро. – Ты кто, по-твоему?

– Человек, – без тени сомнения отозвался варвар, – заколдованный египтянином и временно помещенный в собачью шкуру.

– Короче говоря – оборотень, – заключил Дзигоро и вскинул руки в предупреждающем жесте. – Все нормально, Йонард. Ты – оборотень, я – призрак. Если проще – мы оба нечисть. Отчего бы нам не поболтать время от времени? Вот станешь человеком – тогда все… Исчезну я для тебя, и голос мой пропадет.

– Как? – рявкнул Йонард. – Как мне снова стать человеком?

– Чтобы обрести себя, надо себя отринуть, – произнес призрак медленно и весомо.

Его глаза пронзительно и ясно глядели в серо-зеленые глаза варвара.

– И что это означает? – озадаченно поинтересовался Йонард.

Дзигоро неожиданно рассмеялся:

– Откуда же мне знать? Ты и впрямь думал, что я всеведущ? Нет, друг мой четвероногий, путь от тебя к себе долог и тернист, и проводника боги не посылают. Каждый должен пройти этот путь сам, в соответствии со своими мудростью, мужеством и честью.

С минуту Йонард пытался сообразить, смеяться ему или не стоит, и вдруг злобно ощерился:

– А не пойти ли тебе… в Мокрую морось! Вместе со своими загадками.

– И впрямь пойду, засиделся, – согласился Дзигоро и… исчез. Даже не попрощался.

Варвар улегся в своем углу, гремя цепью и недовольно ворча. Мертвецы, с которыми предстояло делить ночь, не слишком беспокоил германца. Спокойствию мешали непонятные слова Дзигоро: «Чтобы обрести себя, нужно отринуть себя».

– Да зарасти оно все травой по самые уши! – рявкнул пес, вскакивая на четыре лапы. – Шляются тут всякие призраки, загадки загадывают, а ты ломай голову…