– Мама? Мама? – голос девочки слабый, но пробивается сквозь пелену нездоровой дремы.

Открыла глаза – темнота, на фоне окна, через которое лился лунный свет, увидела только силуэт спасенной. До сих пор знобит, рыбачка трясет меня за плечо.

– Мама, я умерла?

– Да черта с два я тебе дам сдохнуть, – прохрипела, поднимая голову. Хотелось выпить чего-нибудь горячего, а лучше – горячительного.

– Кто вы? – девочка испуганно отшатнулась и вскочила с кровати.

– Твой ангел-хранитель, судя по всему. Проходила мимо, когда ты плюхнулась в воду.

– Вы меня спасли?

– Как видишь.

– С… спасибо, – она поблагодарила очень неуверенно.

– Всегда пожалуйста, – села и накинула на плечи плед, в комнате было холодно. – Это твой дом?

– Ага-а, – нетвердо ответила рыбачка.

– Тогда будь гостеприимной хозяйкой, затопи печь и вскипяти воды. Еще не мешало бы свечу зажечь, конечно, – распорядилась я, по-прежнему дрожа.

– Да-да, – мелкая стащила с кровати одеяло, закуталась в него и начала хозяйничать, украдкой поглядывая на незнакомку, примостившуюся на краю постели.

Я тоже рассматривала стриженую под мальчика рыбачку, суетившуюся рядом с печью. Хозяйке этой нищей разваливающейся лачуги было, судя по всему, лет двенадцать, хотя за счет худобы и низкого роста выглядела она года на три младше. Выдавали голос и глаза.

– Как тебя зовут?

– Марика.

– Ты одна тут?

Мотнула головой.

– И где же твои родители?

– Папка в больнице с братом, мать умерла летом, – буднично сообщила она, черпая воду из большой бадьи.

– Соболезную.

– Ага, спасибо, – дернула плечиками и пошла в угол к печке.

– А что с братом?

– Не знаю. Просто умирает.

– «Просто» никто не умирает, – уж я-то это отлично знала.

Девочка засопела, молча продолжая попытки разжечь огонь, который все никак не занимался. Мне показалось, что еще чуть-чуть – и она заплачет.

– А ты почему в школу не ходишь?

– Я рыбу ловлю, – с вызовом ответила Марика и зыркнула большими темными глазами.

– Это я видела.

– На самом деле я хорошо плаваю, – упрямо сказала юная хозяйка, распознав сарказм. Сообразительная.

– Верю, ты же живешь на берегу моря. А рыбу зачем ловишь?

– Чтобы есть, – раздраженно буркнула она.

Впрочем, меня это не остановило, задала еще один вопрос, ответ на который был очевидным.

– Тебе самой приходится добывать себе пропитание?

Девочка встала, резко повернулась, смотрела с вызовом.

– Мне ваши придирки неприятны! – заявила звенящим голосом. – Мы живем так, как можем!

Не люблю детей, но эта храбрая мелочь мне понравилась. Она станет очень сильной женщиной, если не потонет раньше. И я сейчас не только о морских водах…

– Ты не подумай, – примирительно проговорила, поднимаясь с кровати, – я никого не осуждаю. Просто спрашиваю.

Марика насупилась и вернулась к делам. Огонь, наконец, разгорелся. Я взяла с пола мокрую одежду и повесила ее рядом с печью. Ничего не говоря, девочка залезла в шкаф, покопалась там, достала рубашку со штанами для себя, а затем извлекла старомодное поношенное платье, видимо, принадлежавшее матери, и вручила мне.

– Спасибо, – сказала, принимая дар. Девчонка сухо кивнула. – Марика, – она посмотрела мне в глаза, – ты молодец

– Приходится, – совсем по-взрослому ответила она. – И вы не думайте, что мы какие-то бедняки.

– Я так не думаю, – соврала, потому что нищее убранство просто кричало о том, что хозяева дома вот-вот пойдут по миру с протянутой рукой. Даже в пляшущем неверном свете свечей видела, что вся мебель старая, в стенах – щели. Того и гляди шторм уничтожит ветхую хижину, которая на ладан дышит уже несколько десятилетий.

– Мы раньше жили в городе, но когда мама заболела, продали дом, чтобы ее вылечить. Папа мамку очень любил, да и я тоже. Потом с братом стало плохо…

Не повезло, что тут еще сказать.

– Но мы выкупим обратно нашу квартиру, – уверенно заявила Марика. Юность еще может верить в чудеса, а вот я сильно сомневалась, что в такие времена кто-то сможет поправить свое финансовое состояние, но не стала своими догадками разочаровывать девчонку. – Папа запишется добровольцем в армию, я буду ловить и продавать рыбу, мы найдем хорошего платного доктора для Матиаса, а потом вернемся в Лазур. И все будет почти как раньше.

Добровольцем в армию… Вот уж отличный способ исправить проблему: когда ты мертв, тебе все равно, как дочери придется выкарабкиваться из всего этого дерьма. Война – та же смертельная болезнь, и он сам хочет ею заразиться.

– Неплохой план, – криво улыбнулась я, хотя была почти уверена, что скоро девчонка останется совсем одна в этом нищем доме и, скорее всего, отправится на панель, если не утонет или не умрет от голода раньше.

***

Вернулась в гостиницу на рассвете. К своему удивлению, застала там бодрствующего Саттона: была уверена, что вечером, не обнаружив любовницу в привычном месте, мужчина уйдет к себе, но он решил дождаться. Вид у меня, судя по всему, был еще тот, потому что Эмиль вскочил, едва не опрокинув стол, расплескал кофе на белый ковер.

– Что за черт?! Где ты была? Что случилось?

– Это долгая история, – отмахнулась, прошла мимо и рухнула на кровать прямо в пальто.

Не хотелось говорить вообще. На душе было гадко. Ругала себя, что решила полезть в воду за девкой, мучила ее расспросами, а еще больше – за то, что позволила себе проникнуться. Меня уже лет двадцать проблемы незнакомцев не волновали. Есть я, есть мои интересы, а чем живут остальные – разве не все равно?

Эмиль лег рядом и обнял. Прижалась к его теплому сильному телу, но вот душу горячие объятия не грели. Мы просто молчали, веки тяжелели, а сон не шел, лишь на какое-то время караван унылых раздумий останавливался, и я проваливалась в поверхностную дрему.

– Кто лучший доктор в Тилате? – спросила тихо, когда мысли опять сгрудились вокруг Марики.

– Тебе нездоровится?

– Не мне. Нужно помочь одному мальчишке.

Я решила откупиться от этого паршивого чувства, терзавшего уже несколько часов. Помогу Матиасу и забуду все. Эти проблемы тощих девочек со взрослыми глазами, обреченных солдат, отправляющихся на смерть, погибающих городов и стран – не мое дело, я несу ответственность лишь за свой зад, который моими стараниями сейчас в тепле в прямом и в переносном смысле.

– Это связано, с тем, что случилось ночью? – он сегодня задает непривычно много вопросов.