Но это увидел и подошедший Незван.

— Глянь, Вышан, чего это?

У сотника неприятно заныло сердце, конечно, он не должен был слушать княгиню и отпускать ее с тремя дружинниками через лес. Но Рогнеде попробуй возрази! Вышан отмахнулся:

— Да видно, через кусты продиралась.

Про Изяслава все забыли, точно его и не было на крыльце. Мальчику стало так горько и одиноко, что из глаз снова едва не брызнули слезы. Но княжич взял себя в руки и поплелся в трапезную. Там уже хозяйничала довольная собой и жизнью Милка.

— Княжич, есть будешь? Я княгине в дорогу пироги пекла, вот еще два осталось. Возьми, они с зайчатиной…

Изяслав вдруг почти крикнул, топнув ногой:

— Я не люблю с зайчатиной!

Ключница недоуменно поглядела на мальчика, точно говоря: «Да кто тебя спрашивает?», пожала плечами:

— Других нет…

До вечера Изяслав прятался в своей стылой ложнице, которую так и не протопили ставшие враз ленивыми холопы. Чувствовалось, что нет твердой руки княгини, ее грозного взгляда. Обеда не было, Изяславу все же принесли в ложницу те самые два пирога с нелюбимой им зайчатиной. Пришлось есть их. Мальчик сидел у огня, всеми забытый и несчастный, и нехотя жевал холодный пирог. По его щекам текли злые крупные слезы. Один, совсем один. Ну и пусть… пусть!.. Он притащил себе пару поленьев и сунул в едва тлевшие угли очага, сырое дерево никак не хотело разгораться, дымило, от этого стало еще обидней. Отец отправил от себя подальше из Киева в забытый людьми Изяславль, мать тоже уехала… Братья в Киеве, за ними, небось, смотрят день и ночь, не оставляют без обеда. Обида захлестывала, ребенок стал думать о том, как погибнет и все будут жалеть. Он уйдет с лес и там пропадет, по весне найдут лишь косточки! Или утопится в проруби на реке! Или умрет прямо в этой ложнице от голода и холода! Наконец, когда Изяслав придумал уже десяток способов отомстить родным, пламя охватило одно из поленьев, стало заметно теплее. Второе все еще шипело тающим снегом, потрескивало и немного дымило.

В ложницу заглянул Незван, он частенько навещал мальчика и раньше. Увидев сидящего у огня княжича, подсел к нему:

— Ты чего это, княжич, один, без света?

Слезы оставили на щеках мальчика две хорошо видные бороздки, эти следы поразили Незвана больше всего. Стараясь закрыть собой Изяслава от двери, не ровен час кто войдет, он принялся отирать слезы неумелой рукой, шепча:

— Не плачь, княжич, не плачь! Ты теперь князь Изяславльский, в твоей воле все тут…

Незван просто не знал, что говорить, он уже все понял, маленький княжич никому не нужен, о нем все забыли. Стало очень жалко Изяслава. Тот, почувствовав заботу, заплакал еще горше, уткнувшись в плечо своего жалельщика.

Они долго сидели вдвоем у разведенного заново огня, теперь уже Незван рассказывал маленькому княжичу сказку о богатыре. Мальчик так и заснул, привалившись к плечу спасителя. Незван осторожно переложил ребенка на лавку, не раздевая, чтобы не разбудить, укутал накидкой и вышел за дровами, тихонько прикрыв за собой дверь. В переходе он увидел Вышана, тискавшего уже не Милку, а холопку, вместо Ариньи ходившую за Изяславом, не смог не укорить:

— Ты хотя бы за княжичем поглядела! Он голодный, в ложнице не топлено…

Вышан недовольно покосился на строителя, а девка, чувствуя свою волю, огрызнулась:

— Сам и смотри, коли такой жалостливый!

Глядя на продолжившую миловаться парочку, Незван покачал головой:

— Я-то посмотрю…

Наконец отозвался и сотник:

— Вот ты и будешь за княжичем смотреть!

Прикрывая дверь в ложницу, Незван все еще слышал довольные взвизгивания холопки. Он покачал головой, Вышану только дай волю, всех девок попортит! Где уж тут сотнику о княжиче думать, придется ему самому заботиться о мальчике.

Так Незван поневоле стал для Изяслава кормильцем. Но это пошло на пользу и княжичу, и ему самому, потому как Вышан, взяв в Изяславле все в свои руки, совсем перестал интересоваться Изяславом и дружиной, только тискал холопок по углам да таскал их одну за другой на сеновал. В княжью ложницу брал на ночь особо отличившихся, Милка, вопреки своим надеждам, уже не была в чести, и без нее оказалось много желавших угодить новому воеводе. Незван старался, чтобы Изяслав ничего из этого не видел, но, конечно, уберечь княжича совсем не мог.

Но, главное, он не мог убедить Изяслава, что тот не брошен, развеять его обиды на всех — отца, мать, братьев…

После весенней распутицы в Изяславль приехал князь Туры. Завидев его, Вышан забеспокоился. К чему приезжать, если княгини нет? Княжич обрадовался Туры от души, ходил за ним хвостиком, глядя блестящими глазами. Дрегович не стал Вышана даже слушать, сам обошел все хозяйство, расспросил холопов, попробовал то, что готовили в кухне, потом велел позвать в трапезную сотника и ключницу.

Чуя неладное, Вышан и Милка явились, гадая, что теперь будет. Князь сидел на лавке, по-хозяйски раскинувшись.

— Ну, расскажите, как тут жили без княгини? В порядке ли хозяйство, какое княгиня наладила?

Глаза Туры не сулили ничего хорошего: успел узнать, что Вышан ночует в ложнице Рогнеды и водит туда дворовых девок, что не всякий день очаг в кухне горит, холопы совсем обленились.

— Не успела княгиня и до Киева доехать, а в Изяславле уже запустение? Чего молчите?! Тебя кормильцем при княжиче оставили, ты за него в ответе, а у Изяслава коня и забыли когда чистили?! Терем превратил в место для беспутства, в княжьей ложнице девок… — князь крепко выругался. Понимая, что распутникам отвечать нечего, махнул рукой стоявшему рядом гридю, — забирайте их в поруб!

Милка завопила, заверещала:

— Прости, княже, прости! Это все он, охальник! Силой понудил с ним жить! За княжичем смотреть стану лучше прежнего… прости!

Туры недовольно поморщился:

— Уведите ее, тошно слушать.

Вышан оказал сопротивление, он попытался позвать на помощь своих дружинников, но те уже поняли, что туровский князь прав, и самим было тошно смотреть на пьяный разгул сотника, не заступились. Туры навел в Изяславле порядок твердой рукой, Вышана казнили за самоуправство, Милку выпороли при всех и сослали на скотный двор на самую грязную работу. Кормильцем Изяслава Туры поставил Незвана, княжич был тому немало доволен, успел привыкнуть к новому дружиннику и полюбить его. Одного не смог Туры — доказать маленькому князю, что мать о нем помнит, и отец тоже.

Позже он несколько раз отправлял в Изяславль какие-то вещицы будто от Рогнеды, передавал от нее приветы сыну. Но в сердце Изяслава так и осталась эта обида брошенного мальчика, навсегда разлучив его с родными. Обман Туры он понял, когда летом прискакал гридь от самой Рогнеды с подарками и словами материнской любви. Изяслав ничего не сказал Туры, но больше ему не верил. А зря, Рогнеда и через родича много раз пыталась приласкать далеко и одиноко живущего старшего сына.