Неустрашимый Арно послал своих миссионеров вокруг «озера Балатон, за реку Рабу и даже к реке Драве в место ее соединения с Дунаем».

Верующим людям казалось, что в смирении и покорности самых опасных язычников не обошлось без руки Божьей.

В итоге Шарлемань обнаружил, что его приветствуют как победителя в той единственной войне, в которой он не принимал участия, и считают создателем «христианской армии», которую он годами безуспешно пытался сформировать.

Более того, сокровище аваров превзошло все ожидания. Старательный гном Эйнгард выразил свое изумление: «Никогда еще на людской памяти не доставалось франкам такой добычи в деньгах и драгоценностях. Во дворце кагана и в походных лагерях язычников после битвы нашли столько золота и серебра, что гунны, похоже, годами копили свои сокровища».

Безусловно, так оно и было. Подобно гуннам Аттилы, восточные кочевники собирали колосья после жатвы – драгоценные церковные сосуды и слитки золота и серебра, золото, которым платили выкуп, и огромные суммы денег, используемые для подкупа. И это продолжалось более двух столетий. Одна из повозок Эрика, к слову, была битком набита золотыми бокалами, персидской парчой, венецианскими шелками, расшитыми жемчугом, хрустальной посудой, оружием, украшенным драгоценными камнями, изумрудами и сапфирами с затейливой резьбой, никому не нужными коронами и скипетрами, легкими парчовыми драпировками.

Этот клад представил такие образцы искусства, которые и не снились Шарлеманю и его ювелирам и мастерам художественной работы по металлу в Эксе. Эти восточные изделия были выполнены с редким мастерством, что привлекло внимание Шарлеманя, и он велел своим мастеровым копировать стиль работы мастеров с Востока, если это возможно. Вот так сразу он получил великолепное убранство для своего нового собора.

Шарлемань щедро раздавал большую часть сокровищ, чего не случалось при жизни Фастрады. Сторонники Эрика и все те, кто доказал свою преданность, были щедро вознаграждены. Сокровища наполнили пустые сундуки церквей Шарлеманя и украсили алтари от Ратисбона до Тулузы. К радости Алкуина, сокровища переправили по воде в соборы Британии. Король Оффа приобрел меч, украшенный драгоценными камнями, и дружбу Шарлеманя.

К этому царственному дару Лютгарда добавила свои подарки. Епископ Павлин узнал из письма Алкуина, что «моя дочь во Христе, королева, нежная и любящая женщина, послала вам два золотых браслета с просьбой помолиться за нее».

Для Адриана, своего критика и заступника в храме Святого Петра, Шарлемань отложил наиболее достойные подарки из аварского наследия. Вскоре он узнал, что пожилой Адриан умер. Шарлемань оплакивал его, выразив свою скорбь в письме, которое послал новому папе, преемнику Адриана. Несмотря на разногласия в их необычных отношениях, блестящий Адриан и решительный король франков поддерживали друг друга. Без Адриана Риму предстояло измениться.

Одновременно Шарлемань лишился дружеского общения с Алкуином. Годы не позволяли уже школьному наставнику франков выдерживать бурную жизнь и веселье королевского двора. Он попросил позволения удалиться на покой в монастырь Святого Мартина в Туре, и король разрешил ему уехать, зная, что с Алкуином по-прежнему можно будет обмениваться письмами.

Проживая в недостроенном дворце в Эксе, расхаживая по немощеному двору или направляясь к боковой двери церкви Девы Марии, Шарлемань находил толпы людей, ждущих его появления. Когда он поднимался на маленькую галерею, внизу толпились люди из самых отдаленных уголков, чтобы обратиться к нему с просьбой или жалобой. Это были его новые подданные, христиане. Но кем в действительности был сам Шарлемань?

После тщательного обдумывания – его письмо показывает, что взвешено каждое слово, – он написал новому папе римскому: «С вашим благословенным предшественником я заключил договор о совместном духовном отцовстве… наш долг всегда и везде, с Божьей помощью, своими руками защищать церковь Христову от посягательств язычников и от разорения иноверцами и укрепить ее изнутри нашим признанием католической веры. Ваш долг, святой отец, помочь нам в нашей борьбе, воздев руки в молитве подобно Моисею так, чтобы… христианский народ мог всегда и везде одерживать победу над врагами святого имени Господа».

Это была большая ответственность, которую так обрисовал Шарлемань. В этом случае не требовалось взывать к королевской власти или к могуществу государства, а просто ставилась задача, которую следовало выполнить. Требовалось создать новое правление на западе Европы и осуществить предсказание Августина о рождении града Божьего.

Воплотить эту мечту в реальность было труднейшей задачей. За ее выполнение дикий король франков принялся со всей своей неиссякаемой энергией.

Вначале Шарлемань обнаружил, что его духовенство не оказывает ему никакой помощи. Однако без мощной поддержки со стороны священников он не мог влиять на свой народ.

Предки франков ловко управлялись с топорами. Топоры с широким лезвием служили им хорошим подспорьем в битвах с врагами и при рубке леса. Подобно своим родственникам, данам и норвежцам, франки-первооткрыватели могли превратить лесную полосу в пригодное для пахоты поле и построить дом с дырой в крыше для выхода дыма и утрамбованным глиняным полом в период между весенним таянием снегов и осенними заморозками.

Естественно, они оседали на плодородных землях по берегам рек, удобных водных путей, снабжавших их рыбой, которую франки солили и сушили на зиму. С помощью топоров и тесаков они легко и быстро мастерили челны и рыбачьи лодки из высушенных шкур. На римских развалинах они разживались кирпичом, железными брусьями и, возможно, небольшим количеством свинцовых труб. Дом свободного поселянина предоставлял кров его живности: корове, свиньям, сторожевой собаке и, если он был состоятельным человеком, его лошади. Жена поселянина, если она была умной женщиной, могла украсить стены ткаными драпировками и дополнить кухонные горшки и вертела полотняными скатертями, а на кровать, вытесанную вручную, стелить полотняное постельное белье. Если муж обладал художественной жилкой, он вырез́ал на кроватных столбиках и спинках стульев узоры из крестов или свастик или образы святых с нимбами.

Будучи самообеспеченным, этот свободный поселянин предпочитал, чтобы его ферма не зависела от других и снабжалась собственной рекой и дубовой рощей; он также готов был пройти несколько лиг до соседней деревни со своим семейством, чтобы выпить эля на ярмарке, купить своей жене красивую застежку к накидке или сводить ее к причастию. Когда к власти пришел Шарлемань, типичный франк был на пути к превращению в фермера, а не воина, деревенского жителя, а не человека клана. Несмотря на это, он упорно цеплялся за свое неотъемлемое право выступать в суде, пить вволю и сохранять свою собственность для сыновей. Городская жизнь представлялась его независимой натуре добровольным заключением; он понятия не имел, что значит быть гражданином государства. Что касается Римской империи, франк считал ее легендой вроде подвигов Беовульфа, хотя эта цивилизация оставила следы, наподобие разрушенного акведука в Кельне, откуда можно было вывозить хороший строительный камень для нового монастыря горячо любимого святого Бонифация в Фульде.