Джил дарит мне набор ванильных солей для ванны, упакованный в мягкую розовую оберточную бумагу, – подарок от нее, Гарри и Бетани. Она забыла, что 1) в моей квартире нет ванны; 2) даже если бы и была, в наш век экономии воды принимать ванну аморально; 3) я – последний человек на Земле, который хочет пахнуть ванилью. Кто я, по ее мнению? Сливочная помадка?

Ларри, моя чудесная, распрекрасная Ларри, преподносит мне новую биографию Николы, которую заказала по Интернету. Ей, наверное, немножко совестно, что в прошлый раз она так резко о нем отозвалась. Гарри-младший дарит красивую маленькую сумочку в красно-золотых тонах, сшитую из антикварного шелка для кимоно. Он гордится своим выбором и заставляет меня рассмотреть все детали на ткани и дизайн застежки. Папаша тем временем корчится в сторонке. Прихожу в такой восторг, что позднее шепчу ему на ушко, чтобы приходил ко мне в гости, если ему захочется еще что-нибудь сшить, и мы никому ничего не скажем. Всё равно я давно хотела купить швейную машинку – лишь бы в глаза больше не видеть торговые центры. Гарри аж жмурится от счастья.

Мама дарит великолепную, с пурпурными цветками орхидею, которую вырастила собственными руками. Но, сама о том не ведая, делает мне перед уходом еще лучший подарок, не без помощи Джил. Она обнимает ее и говорит, спасибо, мол, за прекрасный ужин, кто бы мог подумать, что из мясной запеканки, рыбного рагу да пудинга с компотом может получиться такое славное угощение! Джил везет меня домой, и ее обычно жизнерадостная физия выглядит на редкость кисло.

Мы приезжаем ко мне в 22.10 (в честь дня рождения можно сделать маленькое послабление). Шагнув на лестничную площадку верхнего этажа, я чуть не прохожу мимо. В тени у моей двери лежит маленькая квадратная коробочка с гранью около 10,5 сантиметра, 3 сантиметра в высоту. Она завернута в оранжевую (на самом деле – рыжевато-коричневую) бумагу с оранжевым (рыжевато-коричневым) бантом. Карточки нет. Ставлю пакеты с подарками и орхидею и беру коробочку. Взвешиваю на ладони, ощупываю ее форму. Давно я не держала в руках эту вещь, но я не забыла. И знаю, что это.

Отклеиваю скотч по одному кусочку с каждого конца и в середине, разворачивая бумагу так, чтобы она не порвалась – хочу сохранить даже обертку. Наконец коробочка ложится в ладонь. Темно-зеленый пластик. Открываю крышку, чтобы убедиться, что все они там. Верхний ряд заполнен, и, когда я кладу на них пальцы, они слегка сдвигаются в сторону. Подушечками провожу по выпуклой надписи: ЦВЕТНЫЕ СЧЕТНЫЕ ПАЛОЧКИ (ДЛЯ ОБУЧЕНИЯ АРИФМЕТИКЕ). Полный набор, старый выпуск, точная копия тех, что я выбросила. Перед глазами возникает картина: я сижу на кровати и играю с ними, как раньше, – подбрасываю и слушаю, как они ударяются друг о друга в воздухе с почти металлическим лязгом. Просыпаюсь утром, и первое, что вижу, – разноцветные палочки, рассыпанные по покрывалу, некоторые я по-прежнему сжимаю в руках. Лишь сейчас, когда они лежат на моей ладони, я понимаю, как мне их не хватало. Дурацкая детская игрушка, к тому же и не новая. Глаза блестят от слез.

На лестнице никого нет. Смотрю вниз, перегнувшись через перила. Отсюда виден атриум. Там живут щуплые деревца и 12 разномастных комнатных растений, принадлежащих жильцу из квартиры номер 2. А еще там стоит человек и смотрит на меня.

Я смотрю на него:

– Шеймус Джозеф О’Рейлли. Привет.

– Грейс Лиза Ванденбург. С тридцатишестилетием. Хочется схватиться за перила, но у меня в руках коробочка.

– А выгляжу ни днем не старше тридцати пяти, правда?

– Напрашиваешься на комплимент? Мне отсюда твоего лица не видно. Чтобы сказать, как ты прекрасна, придется подняться.

Нет. Уходи. Я же велела тебе убираться еще 15 недель, 6 дней и 16 с половиной часов назад.

– А могу и здесь остаться, – говорит он. – Разыграем балконную сцену из «Ромео и Джульетты».

В любой момент один из индусов может нас услышать и выглянуть на площадку – проверить, всё ли со мной в порядке.

– Думаю, ты знаешь, куда идти.

Наблюдаю за тем, как он делает каждый шаг. 44 шага. И вот он на моей площадке. Он делает 7 шагов навстречу мне.

– Тебя нелегко застать. Я заходил пару раз. И звонил. – Он протягивает правую руку и берется за перила.

На нем коричневые ботинки, те самые голубые джинсы и зеленая клетчатая рубашка. Коричневая кожаная куртка расстегнута, левая рука глубоко в кармане. Выглядит так, будто собрался на родео. Волосы чуть короче, чем отложилось в моей памяти. Интересно, на ощупь они тоже другие? И давно он тут стоит?

– Всего 23 раза, – говорю я. – Ты не слишком настойчив.

Воздух холодный, а поскольку мне надо было всего-то добежать от машины до двери, куртку я не надела. Свободной рукой растираю плечо.

– Надеюсь, я купил те, что надо, – говорит он. – Я пытался вспомнить. Хотел, чтобы они были в точности, как старые. А твои уже относились к разряду коллекционных предметов.

Разглядываю палочки на свет, отойдя от двери. Зеленая коробочка блестит.

– Они просто идеальны. Как ты их нашел?

– На интернет-аукционе. Люди порой хранят самые странные вещи.

Какой-то ребенок где-то учился по ним считать. А может, и несколько. Маленькие ручки выстраивали пирамидки, линии и башни.

– Спасибо, Шеймус. Очень толковый подарок.

Он подносит руку к лицу и потирает подбородок:

– Так давай проясним. Ты благодарна?

– Извини?

– Я спросил: ты благодарна? За палочки?

Не припомню, чтобы кто-нибудь когда-нибудь задавал мне подобный вопрос. Я даже не сразу соображаю, что ответить.

– Хм… да, наверное. Конечно, не настолько, чтобы в благодарность отдать тебе первенца или что-нибудь вроде того, но спасибо.

– Так, значит, тебе известно, каково это – испытывать благодарность?

– Мм… да. Мои родители кормили меня и одевали. Они меня выучили. Мне 36 лет, представь, сколько подарков на день рождения я уже получила. Так что мне приходилось испытывать благодарность и раньше.

Он кивает:

– А еще ты знаешь, что значит испытывать чувство вины.

Это просто глупо. Я замерзла. Я могла бы просто попрощаться. Сказать «Спасибо за подарок, Шеймус», войти в квартиру и положить конец этой странной беседе. Это было бы так просто. До двери всего 5 шагов. Пройти, вставить ключ, повернуть. Открыть дверь, зайти в квартиру. Но в его милых глазах горит огонь, которого я раньше не видела.

Склоняю голову набок и снова смотрю на него:

– Да, Шеймус. Я знаю, что это такое.

– И ты знаешь, каково это быть кем-то, кем на самом деле не являешься.

Убираю палочки в пакет к другим подаркам и складываю руки на груди:

– О да. По этой части у меня большой опыт. Даже подумываю о том, не написать ли диссертацию на тему «Каково это быть тем, кем на самом деле не являешься».