– Хорошо, когда муж и жена знакомы с детства, тогда им не нужен период притирки.

Руфина при этом ощущала себя весьма неловко. Она любила Ваню как брата, не испытывала к нему страсти, считала своим лучшим другом и не собиралась менять фамилию на Доброву.

Ваня был в курсе маминых планов и посмеивался над ними. Молодых людей связывала исключительно крепкая, нежная дружба, они не имели друг от друга секретов, могли часами болтать по телефону. Руфа знала, что у Ивана случались мимолетные романы, а Иван, как в школьные годы, один раз подрался с ухажером Руфины, который посмел поднять на девушку руку.

Когда Руфа поступила в институт, она с огромным удивлением увидела в своей группе Любу. Дочь Марии Николаевны давно перестала посещать вместе с матерью вечеринки Анны Егоровны, Руфина не встречалась с подругой детства несколько лет.

Если честно, перспектива провести рядом с Казаковой студенческие годы не сильно обрадовала Руфу. В школьную пору Люба была странным, насупленным, молчаливым ребенком, приходя в гости к Добровым, не принимала участия ни в играх, ни в танцах, сидела на диване и на все предложения поиграть отвечала:

– Не хочу.

Анна Егоровна не могла допустить, чтобы во время праздничного вечера кто-то оставался несчастным, поэтому она постоянно теребила Ваню:

– Все играют в ручеек, почему Люба одна?

– Ей не хватило пары, – выкручивался сын.

– Так пойди и пригласи ее, – приказывала мать.

– Я уже стою с Руфой, – сопротивлялся Ваня.

– Ничего, Руфина третий час козой скачет, – сердилась мать. – Вон, вся красная, потная. Руфа! Перестань носиться, иди попей чаю. Ваня, немедленно займись Любочкой.

Иван корчил гримасу, но отправлялся исполнять приказ. Люба окидывала мальчика взглядом и бубнила:

– Не хочу!

– Мама, ей неохота! – радостно кричал Ваня.

Но у Анны Егоровны были строгие принципы. Ни один ребенок не имел права выглядеть на ее вечере печальным. Доброва любила повторять: «Не знаешь, как стать счастливым, – мы тебя научим. Не хочешь учиться – заставим». По глубочайшему убеждению Анны Егоровны, ребенок должен быть активен, бодр и учиться на одни пятерки. Услышав радостный вопль сына, Доброва хватала его за плечо, подводила к Любе и говорила:

– Любаша! Немедленно ступай с Ванечкой играть в ручеек. Помните, я за вами приглядываю.

Девочка нехотя сползала с насиженного места и протягивала Ивану руку, которая на ощупь напоминала дохлую рыбу. Ваня брал навязанную ему подругу двумя пальцами за ладонь, и они брели «веселиться».

Как-то раз Руфа сказала Ване:

– Хочешь, избавлю тебя на сегодня от Любки?

– Ага, – оживился друг, – а то маму не переспоришь. Ну чего Люба сюда таскается? Сидела бы дома! Только вечер портит. Ща меня заставят с ней в прятки играть.

– Не, – пообещала Руфа, – не сегодня. Смотри.

Руфина взяла стакан вишневого компота, побежала мимо дивана, где с видом Царевны Несмеяны сидела Казакова, как бы нечаянно споткнулась и вылила красную жидкость на белое платье девочки.

Руфа рассчитывала, что Люба уйдет в ванную и застрянет там на целый час, замывая пятно, но апатичная Казакова неожиданно зарыдала в голос:

– Мое платье! Мое новое платье! Я его первый раз надела! Папа привез его из Венгрии! Мое платье!

Все кинулись утешать Любу, но та закатила такую истерику, что понадобился врач. Руфину отругали, в общем, получилось совсем не так, как она ожидала. После этого случая Люба шесть лет не появлялась на вечерах у Добровой. Когда Анна Егоровна интересовалась у Марии Николаевны:

– Где же Любочка, я по ней соскучилась!

Подруга отвечала:

– Уроков много, дома осталась, зубрит английский.

Но на сорокалетие Добровой Люба соизволила явиться. Ей исполнилось пятнадцать лет, и она разительно отличалась от прежней малышки-буки. Любочка пополнела, коротко остригла темные волосы. Она не сидела мрачно на диване, а весь вечер провела со взрослыми, наравне участвуя в беседах на разные темы.

– Очень умная девочка, – одобрительно отметила Анна Егоровна.

– Идет на золотую медаль, – не преминула похвастаться Мария Николаевна.

С Руфой и Ваней Люба общалась приветливо. По-приятельски поболтала с ними, рассказывала школьные байки, улыбалась и явно была всем довольна.

В разгар вечера Руфа пошла в туалет, который у Добровых был совмещенным. Девочка влетела в ванную и увидела Любу, которая причесывалась у зеркала.

– Тебе пописать? – весело спросила та. – Уже ухожу.

Руфа посторонилась, чтобы дать Любочке прошествовать к двери. А та схватила с полочки бутылочку с фиолетовыми чернилами, с помощью которых бабушка Вани придавала своим седым волосам изысканный светло-сиреневый оттенок, и выплеснула содержимое на светло-розовое платье Руфины.

Файфман вскрикнула.

– С ума сбрендила? Дура!

Люба довольно рассмеялась:

– Это тебе за вишневый компот.

Руфина обомлела, потом, решив, что ослышалась, переспросила:

– За вишневый компот?

Доброва кивнула:

– Не забыла, как шесть лет назад опозорила меня перед всеми? Выставила посмешищем? Лишила меня единственного парадного платья? Все возвращается. Око за око!

– Нам было по девять лет, – прошептала Руфина, – мало ли какие глупости дети совершают. Ты помнила про компот все эти годы? Из-за него не ходила к тете Ане?

Казакова не стала спорить:

– Кому захочется возвращаться туда, где его обсмеяли! Из-за тебя мне приходилось сидеть дома одной, когда мама к Добровым убегала. И вот сегодня я тебе отомстила! Поймешь, что испытывает человек, над которым все ржут!

– Над тобой не смеялись! – залепетала Руфа. – Наоборот, жалели!

– Ненавижу жалость, – топнула ногой Люба. – Она унижает!

– Прости меня, – попросила Руфа. – Я совсем забыла о той глупой проделке. И предположить не могла, что ты так переживаешь!

– А я не забыла, – объявила Люба, – и все отлично рассчитала. У Анны Егоровны юбилей. Сегодня гостей впятеро больше, чем на обычной вечеринке! Все в сборе. Ступай в гостиную в чернилах! Я всегда запоминала своих обидчиков и им мстила, мщу и буду мстить! Мне ничего не будет! Если ты расскажешь правду, я скажу, что не заходила в ванную! Ты опрокинула чернила сама, испугалась, что заругают, и решила на меня вину свалить. Всем известно, как ты ко мне плохо относишься. Ну, счастливо повеселиться.

Люба повернулась и убежала, а Руфина осталась в ванной с отвисшей челюстью.

Понимаете теперь, почему Файфман не пришла в восторг, узрев в аудитории Любу? Когда до Руфины дошло, что стройная блондинка за первым столом – та самая Казакова, она твердо решила сразу после окончания семинара пойти в учебную часть и попросить перевести ее в другую группу. Но осуществить задуманное не успела. Едва прозвенел звонок, как Казакова подскочила к Руфе и застрекотала: