Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не смей меня затыкать! – крикнула мама. Встала, распахнула кухонную дверь и громко позвала: – Татьяна! Иди-ка сюда.
– Сейчас, мамочка, я переоденусь, – послышалось из прихожей.
– Иди сейчас же, кому сказано!
Татьяна вошла, держа в руках плащ.
– Мы с отцом, – сказала мама, – уже немолодые люди. Но пока у нас еще есть силы и здоровье… и мы могли бы помочь… и для нас это была бы радость… – и вдруг заплакала, – Ты замуж собираешься?!
– Конечно, собираюсь.
У мамы тут же высохли слезы.
– Ну, слава богу. Наконец-то. За кого?
– В принципе собираюсь, – пояснила Татьяна. – Если встречу человека, которого полюблю, и если он меня полюбит…
– Пошла вон! – снова заплакала мама. Татьяна шагнула к двери. – Стой! – Она остановилась. – А почему у тебя бойфренда нет, полоумненькая ты моя?
Татьяна пожала плечами:
– Потому что связь мужчины и женщины вне брака – это грех.
– В кого ж ты такая шибко православная? – захохотал папа.
– Я христианка римского обряда, – сказала Татьяна. – Я же вам говорила!
– А, да, да. Извини. Но ведь нормальные католики тоже как-то, – он поднял руку кверху и пошевелил пальцами, – в общем, как-то договариваются с Богом. А?
Татьяна еще раз пожала плечами.
– Уйди, садистка! – закричала мама. – Стой! Ужинать будешь?
– Спасибо, мамочка. Буду, конечно.
В субботу папа внезапно вернулся с дачи.
Татьяна стояла у двери своей комнаты, накинув халат.
– Пожалуйста, посиди минут пять на кухне.
– У тебя мужчина? – сказал он. – Что плохого? Познакомь нас. Вы, полагаю, скоро повенчаетесь? По римскому обряду?
– Нет, – сказала Таня и чуть приоткрыла дверь. – Настя, оденься и выйди. Мой папа хочет с тобой познакомиться.
Он замахал руками, пошел в кухню, отвернулся к окну.
Через четверть часа вошла Татьяна.
– Прости, – сказала она.
– А Бог простит? – спросил он.
– Не знаю, – сказала она. – Может быть. Бог прощает всех. Воров и убийц. А я не убила, не украла. Чем я виновата? Ты только маме не говори.
– Ладно, – сказал он. – Приберись, она через час приедет.
В понедельник он позвонил ей по мобильному. На работу. У нее было совещание, она не могла говорить, сказала, что перезвонит через час.
– Секунду! Одну секунду! – сказал он. – Ведь ты всё выдумала, да? Скажи – да?
– Прости, – сказала Татьяна. – Да, да, разумеется. Да, конечно.
Он не понял, это она ему отвечала или кому-то на работе, кто был рядом.
А вечером не стал переспрашивать.
но усталый раб за
Маша опаздывала на пароход.
Пароход дал гудок, короткий и нетерпеливый. Так показалось Серёже и Кире. Серёжа был Машин муж, а Кира – сын. Ему было шестнадцать. Его взяли с собой. Кира жил в двухместной каюте с соседом. А у Маши с Серёжей была каюта-люкс.
Маша сказала, что хочет кое-что купить и чтоб мальчики не мучились, пока она копается в магазине. Она догонит. Тут два шага. Серёжа и Кира уже совсем извелись: отправление через десять минут.
Вдруг стало быстро темнеть, как всегда на юге.
– Сейчас сходни будут убирать, – сказал Кира.
– А? – как будто очнулся Серёжа.
Охлопал карманы, нашел бумажник, схватил Киру за руку и потащил к сходням.
– Момент! – крикнул он человеку в фуражке; они с Кирой сбежали вниз.
Пароход загудел уже по-настоящему. Кира помахал ему рукой.
– Ничего, – сказал Серёжа. – Догоним как-нибудь.
Они целый час ждали на причале.
Не понятно было, что делать. Искать консульство? Звать полицию? Бегать по городу?
Серёжа нашел в бумажнике фотографию Маши. Увидел полицейского. Подбежал к нему.
– Эта женщина, – сказал он. – This woman. Пропала. Disappeared.
– Cette femme? – спросил тот. – Oh, elle est jolie!
– Это солдат, ты что! – зашептал Кира.
– Sorry, – сказал Серёжа.
Магазин, где они оставили Машу, давно закрылся. Они бродили по улицам, глядя, как торговцы собирают свой товар.
– Мама! – вдруг крикнул Кира.
Серёжа остановился. Маша сидела в маленьком кафе и пила пиво. На ней была футболка с яркой картинкой. Наверное, только что купила.
Они вбежали внутрь. Слова «Маша» и «мама» слились в одно.
Она обернулась и спросила:
– Вы здесь зачем?
Серёжа помолчал, соображая. Потом сказал:
– Мы догоним пароход. Главное, не волнуйся. Вот такое приключение! – он даже улыбнулся.
– Пока! – сказала она. – Дай отдохнуть, слушай. Кирочка, ты уже большой, ты меня поймешь и простишь.
Она протянула бармену пустую кружку. Бармен подал ей новую.
Серёжа снял куртку, повесил ее на спинку стула. Сел. Кира остался стоять.
– Может, скажешь хоть слово?
– Что тебе непонятно? – сказала Маша.
Серёжа вскочил, схватил ее за руку. Кира – за вторую. Она закричала. Бармен заорал что-то со словами «madame», «bandits» и «police». Не трогайте мадам, бандиты, а то я позову полицию! Они отпустили ее. Сзади раздался топот и треск мотора.
– Вор! – крикнул Кира. – Лови!
Но парень, схвативший Серёжину куртку, уже умчался на мотороллере.
Серёжа сел, бессильно ощупывая пустые карманы.
– Прямо как я, – сказала Маша. – Как я двадцать лет назад. Когда пришла из общаги жить в твою семью. Всё кругом непонятно, и ни копейки своих денег…
Она засмеялась и смеялась долго-долго.
– Мне всегда снился маленький южный город, – сказала она. – Порт, кабак и свобода. Потому что я ростовская, да?
– Какой жуткий сон приснился! – сказал Кира, протирая глаза.
Он лежал на скамейке, положив голову Серёже на колени.
– Это не сон, это на самом деле, – сказал Серёжа. – Но ты всё равно не злись на маму. Она хорошая.
Они встали и пошли искать полицию и консульство.
* * *
О, сколько я видел таких женщин!
Которые
убегали – наперед зная, что их догонят;
исчезали – зная, что их разыщут;