узких и быстро зарастающих дорог и троп. Получил я от нее и возможно главное предупреждение, не указанное ни на одной из имеющихся у меня карт — нет никакой гарантии, что я смогу пройти через дождевые джунгли и поэтому мне лучше двигаться вдоль побережья, где дорогами занимаются тамошние рыбаки — которым чистые просторные тропы просто необходимы, если они хотят успеть доставить к покупателям свою рыбу до того, как она протухнет.

Опять приближаться к чертовому соленому океану…

Где-то через час, когда я, наевшись до отвала, лежал в теньке у бочки, лениво отвечая на нескончаемые вопросы и задавая свои, из здания вывалилась наконец взопрелая толпа мужчин и буквально повалилась на скамейки под небольшим навесом. Всех молодых быстро отогнали подальше, а в оставшейся группке никто не был младше пятидесяти. Солидная чистая не застиранная одежда, аккуратные прически и бородки, не такой застарелый темный загар как у остальных, дымящиеся сигары в зубах и появившиеся в руках блестящие серебром стаканчики — все говорило о том, что под навесом уселись те, кто верховодит в этом городке и определяет здешнюю политику.

Все как я и ожидал. Дон Ругер мог болтать, о чем угодно и кидать в мою сторону любые восхваления в свой адрес — я такую туфту не жру, но не стал затыкать ему рот своей насмешливой критикой. Чем сильнее он себя возвеличивал — тем выше поднимались не только ставки в этой маленькой игре и тем большую плату я мог потребовать. Видимо ему не вдолбили один из главных уроков жизни — не хвастайся и не преувеличивай. Лично мне хватило так ошибиться всего пару раз — когда я сдуру похвастался перед стариком на крыше, что могу за тренировку присесть и отжаться не по триста раз, а по шестьсот или даже семьсот. А может даже по тысяче. Старик выслушал — и заставил меня это сделать. Не помню сумел ли я… но искореженная память хранит воспоминания о том, как мне было хреново потом и как я еще несколько дней едва ковылял и не мог поднять рук…

Не преувеличивай своих возможностей, гоблин — ведь могут заставить доказать свои слова. Сможешь?

После моих намекающих слов о связанной с его сыном какой-то мутной многоходовке дон Ругер считай объявил войну. И легко пообещал мне щедрую награду при свидетелях. Теперь осталось сделать главное — я должен пойти вместе с ним и помочь ему расправиться со всеми ублюдками, кто хотя бы косвенно виновен в смерти его единственного сына. Мы ударили по рукам. Я готов. Сижу и жду.

Вот только готов ли он?

Ну… характера ему не занимать — это я понял сразу. Он готов к бойне. Вот только не все так просто — ведь ему все же есть что терять и прямо сейчас ему старательно об этом напоминают вон под тем навесом, где по рукам ходит несколько бутылок, а сидящие рядом с Ругером мужики что-то ему втолковывают.

Я глянул на старуху и та, подав мне новый бокал и забрав плату, тут же перечислила не только имена собравшихся, но и степень их весомости и авторитета, равно как и характеры. Вон тот дурак, но жена его умна и ядовита как мамба. Тот лысый мудр, но трусоват — поэтому к нему всегда прислушиваются. Тот боевит и даже бесноват, но с годами злоба утихла, а сытой лени прибавилось вместе с пузом… Я слушал и кивал, делая мелкие глотки. Когда Гаспара закончила перечислять имена и давать характеристики, я рассмеялся, кивнул ей на прощание и легко поднялся с земли. Закинув на плечо рюкзак, я зашагал к навесу, зная, что не дойду.

И не дошел…

Меня перехватили трое одиноких и каких-то одинаковых мужчин, мгновенно отреагировавших на мое движение и встретивших на полпути. Резких движений они не делали, никаких накачанных парней за их спинами не стояло, а в глазах была лишь усталость и легкая раздраженность. Заговорил центральный, тот, про которого Гаспара сказала «умный, злой и неспешный».

— Утро доброе, дружище.

— Ага — кивнул я, останавливаясь и ожидая неизбежного.

— Дон Ругер… горе затмило ему разум…

— Ну да…

— Мы знаем, что вы с доном Ругером договорились о небольшой авантюре, но… мы сумели успокоить и переубедить его. Месть будет свершена — и обязательно — но в этой ситуации нельзя торопиться и рубить сгоряча. Надо узнать больше о тех, кто снабжает обезьян огнестрельным оружием и натравливает на нас. И о тех, кто отправляет в наш город своих ядовитых змей, травящих нашу молодежь наркотиками, глупыми мыслями и опасными забавами…

— Трахать обезьян — та еще забава — согласился я — Да из конченых дебилов не каждый решится.

Словно и не услышав моих слов, старик продолжил:

— Ты открыл нам глаза. Туман рассеялся. Мы начали задавать вопросы, а вскоре сюда доставят несколько фермеров с выселок — на которых указали причастные к этим мерзким ночным забавам. Действуя размеренно и обстоятельно, мы выясним все до мельчайших деталей — и только затем нанесем удар.

— Но удар нанесен будет не сегодня…

— И даже не завтра. Тут понадобится самое малое несколько недель… может больше. И…

— И?

— И мы справимся сами, друг. Без обид, но это дело внутреннее и помощь чужаков нам не нужна.

— Я заключил сделку. Мы ударили по рукам.

— Тебе было обещано солидное вознаграждение — кивнул старик — И дон Ругер не отказывается от своего слова. Можешь забрать свою награду прямо сейчас, друг. За наш счет мы загрузим тебя питьевой водой и провиантом, поможем немного с лекарствами, если требуется, дадим коробку превосходных сигар и пару бутылок хорошей текилы.

— А затем от меня требуется свалить отсюда нахрен и больше никогда не возвращаться?

— Ты мыслишь мудро, друг. Да… мы хотим, чтобы ты покинул наше поселение и не мутил людям головы идеями о мести. Мы справимся сами.

Выдержав паузу, я почесал щетинистый подбородок и кивнул:

— Договорились.

— Ты сделал правильный выбор.

— И где моя тачка?..

Чего ожидают от такого как я?

Ответ прост — движения напролом к чему-то смутному, нихрена непонятному, но вызывающему какие-то гребаные вспышки чего-то там в башке с ее вырезанной почти полностью памятью.

Почему от меня ожидают именно этого?

Потому что именно так я поступал на протяжении всего своего пути с момента пробуждения в полном искалеченного дерьма стальном лабиринте.

Все это