Старик тем временем комментировал состояние раны:

— Не бойся, гладиатор, пальцы твои загноились, но это скоро должно пройти! Посмотри — в ране появились черви! Дай им денек-другой, и от дурного мяса ничего не останется! А тогда я приду снова — промыть ее отваром целебных трав, присыпать пылью с горы Синай и помолиться о твоем выздоровлении!

Лейтенант подумал, что вместо синайской грязи предпочел бы сильный антибиотик и квалифицированный амбулаторный уход. Вслух же спросил доброго старца:

— Извини меня, почтенный мудрец, но последние события стерли из памяти твои лицо и имя! Встречались ли мы ранее?

— Нет, сын мой! Я часто посещаю гладиаторские школы, дабы облегчить физические и душевные муки бойцов. Но о тебе и твоих подвигах на арене я пока лишь слышал. И надо сказать, хотя за десяток лет в проклятом городе мне приходилось знавать многих выдающихся бойцов, я восхищаюсь твоими отвагой, умением и хладнокровием! Если первое часто свойственно юношам твоего возраста, то второе приходит много позже! Ты будешь великим воином! А потому тебя ждут слава, деньги, внимание женщин и многие другие соблазны! Рим будет ждать от тебя кровавых подвигов на арене, а взамен, как опытная развратница, раскроет свои потные объятия, чтобы доставить неслыханные мирские наслаждения! Ты, Ретиарий, вскоре окажешься перед выбором: сжечь свою бессмертную душу в этом горниле мерзких страстей и грязных соблазнов или спасти ее, признав Бога нашего Иисуса!

— Так как же вас зовут, мой добрый врачеватель?

— Мои братья во Христе зовут меня…

— Ну хватит, Недобитый! — послышался вдруг грубый голос. — Говорил же тебе: не лезь со своей импотентской проповедью к моим здоровым парням-убийцам!

Голос принадлежал огромному вонючему мужику, покрытому, подобно горилле, волосами. Волосы росли не только из его приплюснутого черепа. Густой вьющейся шерстью были покрыты прыщавая харя, а также шея, руки, ноги и даже уши.

— Клянусь Гераклом,[22]будешь болтать — лишишься языка! А потом, хе-хе, и мужского отростка! Впрочем, тебе, говорят, он давно без надобности! Что, тебе не нужны женщины? Берешь пример со своего распятого Бога? Он тоже предпочитал, чтобы его трахали в задницу?

— Угомонись, Ланиста! — со спокойным достоинством ответил тот, кого назвали Недобитым. — Можешь поберечь силы! Ты уже и так заработал свое место в Геенне! Смотри, если не раскаешься и не примешь Господа нашего, придется терпеть твоей собственной заднице!

Тут в голосе проповедника добавилось силы, и он зазвучал, как будто врачеватель выступал с амвона или трибуны съезда:

— Ибо он, милосердный, справедливый и всепрощающий, вполне может обречь тебя именно на такую вечную муку! И когда черти будут насиловать тебя, звероподобный, ты подавишься своим сегодняшним богохульством!

Ланиста шутливо прикрыл волосатыми лапами свой зад:

— Уууу! Как страшно! А если я покаюсь? Как когда-то покаялся и ты сам? Ведь твой всепрощающий Бог все равно простит мои грехи? Чего бы мне тогда и не отпустить пару-другую шуток?

— Нет во Вселенной существа мужского рода, — торжественно заявил врачеватель, поднявшись со своего места, — которое готово простить шутки насчет своей задницы!

Лейтенант-Ретиарий задумался над глубиной этой мысли, а Ланиста ответил:

— Тогда буду надеяться, что твой Бог окажется женщиной! Ну ладно, ладно, не кипятись! — ответил человек-обезьяна, похлопывая покрасневшего от гнева старца по еще крепкой спине. — Пусть не обижается и твой распятый Назаретянин! Клянусь Юпитером, когда я был солдатом в Иудее и приколачивал к крестам твоих сородичей-бунтовщиков, меня частенько пробирала жалость! И тогда, хе-хе, я добивал их мечом! Так что я похож на тебя, мой дорогой Недобитый! Эдакий милосердный еврей-сектант! А насчет моей задницы: ты знаешь, старец, по-моему, даже демоны пренебрегли бы таким лакомством! Вот наш молодой человек — совсем другое дело! Посмотри, какой красавец!

Лейтенант вздрогнул от отвращения. По ходу бреда приходилось привыкать к реалиям Древнего Рима, где, вслед за развращенной Грецией, бисексуальность ко времени правления Нерона стала почти нормой.

— Если бы ты, мой красавчик, не был так хорош на арене, — продолжал уродливый сатир, ощупывая Лейтенанта черными похотливыми глазами, — я бы обязательно проверил, на что ты годишься в постели! Именно потому я тебя и покупал, хе-хе! Если бы проиграл мой кошелек, то приобрела бы моя балбесина!

Ретиарий молчал, понимая, что это далеко не шутка.

— Старик! — наконец перешел к делу Ланиста. — Ты все равно уже закончил лечение! А потому иди обратно, в свою тюрьму у Форума! Тебе дать раба для сопровождения? Нет? Добредешь и так? Тогда хромай, не задерживай нашего отважного юношу! Потому что ему придется прогуляться на Палатин! Да, да, мой юный друг! За тобой послал верный слуга императора — один из преторов гвардии! Не знаю, о чем будет ваш разговор, но помни: не вздумай прикарманить все деньги, если ты понадобился какой-нибудь шлюхе-аристократке из дворца! Или самому префекту! Половину — мне! Иначе я тебя, мой сладостный Ретиарий, превращу в мерина! И не задерживайся на обратном пути! Даже если бы тебя призвал сам император Нерон — да хранит его Юпитер! — ты все равно обязан выполнить дневную норму упражнений! Понял? Ну иди, иди, возьми у каптерщика одежду поновей да поприличней! И передай, что я приказал выдать плащ с капюшоном! Ты, мой мальчик, теперь так популярен, что бабы не дадут тебе проходу!

* * *

Спустя некоторое время Лейтенант шагал под палящим солнцем вслед за присланным с Палатина пожилым рабом-киликийцем. Тот не ответил на вопрос Лейтенанта о том, зачем его вызвали. Когда наш герой попробовал спросить во второй раз, раб злобно посмотрел на него коричневыми глазами и, открыв пасть с гнилыми зубами, продемонстрировал, что в ней отсутствовал один важный орган — язык. Вместо него торчал уродливый обрубок. Скорее всего, когда-то бедняга был, наоборот, чересчур разговорчив. Юный Ретиарий сочувственно покачал головой и далее следовал молча, с любопытством оглядываясь по сторонам и стараясь запомнить побольше деталей — чтобы впоследствии удовлетворить любопытство Березнякова. И надо сказать, ему действительно было на что посмотреть! Древний Рим эпохи Нерона, который заново перестраивали после пожара 64-го года, являлся одним из самых красивых городов, когда-либо возведенных людьми. Дорога из школы гладиаторов вела мимо Дома Императора — знаменитого Домуса, который построили для Нерона взамен сгоревшего при пожаре дворца. Полукилометровое сооружение украшал тройной портик из белоснежного мрамора. В его тени часто мелькали фигуры тяжеловооруженных преторианцев, прятавшихся там от невыносимой дневной жары. Над Домусом, на месте будущего великолепного купола знаменитого восьмиугольного зала высились строительные леса. Напротив этого величественного сооружения — на месте будущего Колизея — находился большой пруд с разбитым вокруг него тенистым парком и возводимыми на его берегах зданиями.