Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не меша-а-а-ть… – хрипел он.
Смуглое лицо почернело от прилившей крови. В сплетении тел было невозможно разглядеть, какой прием задумал Авдеев, а между тем его пальцы словно прилипли к горлу врага.
Сколько еще молекул бесценного препарата сохранилось в ДНК бывшего офицера?! И в каких единицах измеряется первобытная ярость, наделившая его сверхчеловеческой силой?!
В молодости под натиском его железного хвата зашкаливал динамометр. Сергей словно со стороны услышал свое рычание, в котором не было ничего человеческого. Чистая, природная свирепость самца, у которого отнимали самое ценное. Жену и дочь.
– Не меша-а-а…
Первым не выдержал охранник, державший Авдеева на прицеле. Он выхватил из-за пояса резиновую дубинку и ударил его по голове. Подскочил второй и последовал примеру товарища.
Теперь удары сыпались беспрерывно, Сергей проваливался в бездонную пропасть, чувствуя под пальцами уязвимый кадык.
– Прокля-а-а-т… – хрипел Ямпольский. Его лицо налилось багровой синевой, на лбу вздулись вены.
– Прокля-а-а-т!!!
Фрэнк Синатра допевал свою песню. Марина хорошо знала русский перевод популярного шлягера.
…Константин услышал крик на фоне грохочущей музыки и гомона танцующих людей. Это в соседнем помещении, безошибочно определил священник. Он устремился туда, удар плечом, и дверь вылетела вовнутрь. Представшая сцена была предельно простой. Трое охранников ожесточенно избивали Авдеева, который впился мертвой хваткой в горло человека, облаченного в длинный плащ-накидку. Резиновые дубинки окрасились кровью. Еще один охранник поднимался с пола, его только что сбил с ног Ермаков. К кресту была привязана девушка, в углу дрожал толстый человек, его розовая лысина блестела от пота. На стуле сидел связанный окровавленный мужчина. Время принятия решения! На то, чтобы освободить Ермакова, уйдет минимум десять секунд, которые могут оказаться роковыми для Авдеева, решил священник.
– Развяжи его! – проорал он тем тоном, которым так славятся иереи во время церковной службы.
Наемник всегда предатель! Сайкин закивал, подбежал к Ермакову и трясущимися пальцами стал распутывать узел. Сбитый им с ног охранник замешкался. Он держал в руке пистолет Макарова, который отобрал у капитана, но не решался пустить его в дело.
Священник бросился на избивающих Авдеева людей. Те, не ожидая нападения, были оглушены могучими ударами. Одного Константин отключил сразу же, попав ногой в висок, второй осел в нокдауне. Третий сумел уклониться от удара и встал в защитной стойке. Но батюшку было не остановить! Наклонив голову, он вошел в ноги противника и обрушился на него всей своей массой.
– Стой!!! – закричал Ермаков. Он сорвал остатки пут с рук и опоздал самую малость.
Выстрел «Макарова» в замкнутом помещении прозвучал как удар хлыста. Звонко, со щелчком. Константин почувствовал короткий толчок в ребро, свитер под курткой пропитался чем-то влажным и липким.
– Что за хрень? – Он удивленно смотрел на струящийся из дула сизый дымок.
Ловким приемом Ермаков выбил из рук человека пистолет, от точного удара в шею тот закашлялся.
Капитан обвел туманным взором усеянный человеческими телами кабинет. Сцепившись в смертельных объятиях, будто два неразлучных товарища, лежали Сергей Авдеев и Роман Ямпольский. На месте адамова яблока у Ямпольского зияла черная дыра, пол обагрила лужица крови.
Голову сжали тиски боли, чесалась левая рука. В народе говорят, к деньгам. Он подошел к священнику, приложил пальцы к артерии на шее. Пульс был слабым, нитевидным. После чего освободил от пут девушку.
– Папа! – всхлипнула Марина и кинулась к неподвижно лежащему отцу.
Капитан набрал номер полиции.
– Это Ермаков. Срочный вызов, Рубинштейна, двадцать шесть. Нужен ОМОН и скорая помощь…
Он отбросил смартфон, не ответив на удивленное восклицание дежурного. Смертельно хотелось спать. В голове, как заезженная пластинка, крутились последние слова из песни Фрэнка Синатры.
О Боже… О Боже…
– Я хочу домой… – прошептал он.
Первая неделя ноября выдалась на удивление солнечной и погожей. Температура била столетние рекорды, к полудню градусник термометра поднялся до отметки в четырнадцать градусов.
Палату заливали солнечные лучи, вошла медсестра, опустила жалюзи.
– Не надо… – тихо проговорил мужчина. – Солнышко – хорошо, это – жизнь…
На его скуластом лице заиграла слабая улыбка.
– Как себя чувствуете, батюшка? – улыбнулась в ответ девушка. – Я думала, вы спите.
– Слава Богу, выспался за эти дни!
– К вам посетители. Вообще-то доктор запретил… – Она неуверенно посмотрела на дверь.
После операции к священнику ежедневно шли посетители. Бороться с этим стихийным бедствием было решительно невозможно, да и особо никто и не пытался, Челищев быстро шел на поправку. Дольше остальных в коридоре больницы засиживался смешной парень с длинными бакенбардами. Он приходил в больницу ежедневно, как на дежурство.
– Леша Брагин?
– Этот шут гороховый у вас поселился! Не-е-т… Из органов…
– Ну, тогда у нас нет выбора, Надя!
Медсестра распахнула дверь.
– Заходите!
Священник искренне обрадовался визиту старого друга:
– Ермак!
Мужчины обнялись. Капитан сильно похудел за эти дни, в густых волосах появилась белая прядь.
– Я не один… – сказал Ермаков после приветствия.
– Зови, с кем пожаловал!
В палату вошел высокий худощавый мужчина. Внешнее сходство и правда было поразительным, его не могла скрыть даже сильная худоба человека. Различие было заметно в глазах, в них сквозили глубокая грусть и растерянность.
– Батюшка, благословите! – согнулся в полупоклоне Альберт Ямпольский.
Отец Константин быстро прочел молитву, перекрестил лоб мужчины, на котором отпечатались заживающие шрамы. Поймав взгляд священника, Ямпольский пояснил:
– Колючая проволока…
– Как терновый венец…
Мужчины помолчали. Говорить было не о чем, слова излишни, когда между людьми появляется Незримое.