Появление этого господина из купе Липы не удивило. Напротив, он убедился в правильности своих выводов. Следовало занять боевую позицию. И Бутовский прислонился спиной к двери купе. Просьба разрешить краткий разговор с госпожой Березиной была решительно отклонена.

— Я хочу официально заявить, — продолжил Бутовский. — Вы можете заниматься своим расследованием сколько угодно. Делайте, что хотите, ломайте людям руки, устраивайте грязные провокации и тому подобное. Только одного не допущу: чтобы вы приближались к моей племяннице. Стерпел, когда ваши коллеги устроили расстрел бедного Чичерова, о чем до сих пор жалею. Но я не позволю мучить ее. Того, что произошло, более чем достаточно. Я не позволю ей выходить из купе без меня или Паши. И в ваших услугах мы не нуждаемся.

— Благодарю вас, — сказал Ванзаров, отвешивая поклон вежливости. — Меня это очень радует. Это очень хорошо.

Бутовский ждал, что ему будут угрожать или требовать. Он готов был давать отпор. К такому обороту он оказался не готов.

— Что это вас радует? — раздраженно спросил он.

— Я просил вас, чтобы Женечка была под постоянным присмотром. Рад, что теперь вы отнеслись к этому серьезно.

Вышло глупо и пошло. Со всей суматохой генерал как-то упустил из виду, что его как раз и просили сделать то, на что он решился, как на подвиг. Какая непростительная глупость. И как теперь выйти из дурацкого положения, в которое сам же попал?

— Женечку надо охранять только от ваших методов, — сказал Бутовский.

— Не хочу вас пугать, но это не совсем так, — ответил Ванзаров. — Ей может угрожать настоящая опасность.

— Но ведь она ни в чем не виновата!

— Мне надо в этом окончательно убедиться.

Смысл сказанного открылся во всей красе: оказывается, Женечку подозревают. Да как такое могло в голову прийти.

— Ну знаете, Родион Георгиевич… это вы… того уж совсем… как… могли… — От волнения генерал стал говорить как Чичеров.

— То, что я знаю на самом деле, Алексей Дмитриевич, вам сказать не могу. Даю слово чести: сделаю все, чтобы защитить вашу племянницу от возможных неприятностей. Но при одном условии.

— Каком еще условии?!

— Если вы будете доверять мне и не мешать исполнять свой долг.

Бутовскому показалось, что перед ним оказался совсем не тот человек, которого он так легко раскусил. Только что он был уверен в подлости полицейской душонки. И вот теперь не знаешь, что и думать: и ведь нельзя думать, что так можно врать. Нет, так врать нельзя. Этот юноша совсем не примитивный интриган, как показалось. Есть в нем что-то такое сильное, настоящее. Так и тянет довериться. Бутовскому не хотелось сразу отказываться от твердого мнения. Но и сопротивляться он не мог. Надо было что-то сказать, чтобы свести все на шутку.

— И в чем же ваш долг? — спросил он.

— А ваш, генерал, как солдата? — последовал быстрый вопрос.

— Разумеется, защищать Родину.

— Считайте, что мы с вами коллеги, — сказал Ванзаров. — Моя война не так заметна, но если ее проиграть, разрушения могут быть настоящими.

— Вы полагаете?

— Я это знаю. Плохо, что времени выиграть эту войну остается крайне мало… Так и быть, не стану беспокоить Женечку прямо сейчас. Пусть отдохнет. Но после прошу мне не препятствовать… — Ванзаров протиснулся вперед. — А где господин Чичеров?

— Они с Немуровым не могли поделить, кому стоять на часах, пришлось выгнать обоих… И благодарю, что вызвали господина в железнодорожной форме. Он привел Женечку в чувство каким-то волшебным порошком. Бедняжка успокоилась и уснула.

— Бывают такие дельные проводники.

Генералу оставалось только сделать вид, что окно заинтересовало его.

— Как все же теряются ориентиры в движущемся поезде, — сказал он задумчиво. — Непонятно, где и куда едем. Леса да поля…

— Должно быть, приближаемся к Вильно, — ответил Ванзаров.

Бутовский согласился в это поверить.

Граве раскрыл свежий разворот и тщательно вписал все номера купе и их пассажиров по порядку. После чего взялся рисовать линии и разные знаки. Ему казалось, что за этим занятием светлая идея непременно посетит его. Или само собой вернется то самое, забытое. Ему казалось, что в глубине случившихся событий, в самой тайной изначальной глубине, откуда идут причины всех поступков, не вполне осознаваемые, прячется все та же мелкая деталька. Она стала казаться Граве столь важной, столь огромной по своему значению, что вот появись она, и сразу все объяснится. Карандаш плутал между фамилий, проводя стрелки и обводя их кружочками. Но из этого занятия ровным счетом ничего не выходило. Теперь он отчетливо понял, что задача найти Лунного Лиса давно отошла на второй план. Найти его будет легко, если понять, что же случилось с Бобби. И Рибером. Новость, что его убили, теперь интересовала Граве куда больше, чем Лунный Лис.

Дверь открылась так внезапно, что он еле успел спрятать блокнотик под руку. Ванзаров зашел и сел без приглашения.

— Так что же хотели мне рассказать? — спросил он так, будто расстались они на полуслове минуту назад.

— Не понимаю, о чем вы… — Граве старался держаться непринужденно. Но перед его глазами так и стояла картина, как Немуров кувырком свалился на пол.

— Нехорошо скрывать нечто важное от коллег. Мы же с вами коллеги, не так ли?

— Не понимаю…

— Это уже говорили, — сказал Ванзаров. — Так что, коллега, припасено у вас в рукаве?

— Какой вы мне коллега! — возмутился Граве такой бесцеремонностью.

— Выигрывать в карты я обучился не до конца. Так что остается по сыскному делу коллега, в чем же еще.

Граве не знал, что ответить. Отвечать заставлял взгляд, которым его держали на поводке. Было в нем и веселье, и хитрость, и нечто такое, от чего становилось неприятно. Кроме «не понимаю, о чем вы», на язык ничего путного не шло.

— Стенька-Обух нанял вас разузнать о Лунном Лисе.

Не вопрос, а точное распоряжение, сомневаться в котором было невозможно.

— Это он вам сказал?

Граве, только услышав себя, понял, какую невозможную глупость сболтнул. Все, выдал себя с головой. А ведь его наверняка поймали на блефе. Как же не сообразил…

— Господин воровской старшина Казанской части на такие темы не болтает. По вас все видно.

— Каким же образом?

— Начать с ваших пальцев…

Граве невольно глянул на них: ничего такого особенного, что бы его выдало, не заметно. Нет, блеф, чистый блеф.

— Ногти у вас ухоженные, холеные, — продолжил Ванзаров. — А подушечки шершавые, красные. Для чего? Чтобы карты тонко чувствовать. Наверняка тонкой бритвой срезали верхний слой кожи. И так много раз. А такие фокусы только в одной профессии требуются. В картотеку карточных шулеров не заглядывал, но уверен, что вы талантливый самоучка. С настоящим вором до недавнего времени не знались. Но в поле зрения их попали. Иначе и быть не могло. Теперь вернемся к Стеньке. Ему ох как нужно было все разузнать про Лиса. Как это сделать? Кухарки да прислуга для такой цели не годятся. Остается найти кого-то, кто свободно входит в светские салоны. И взять его на короткий поводок. Что с вами и проделали. А мне Стенька даже весточку прислал, чтобы не мешал в ваших поисках. Ну а ваше увлечение бегом имеет и обратную сторону: надо уметь быстро бегать, если вдруг за карточным столом ваше мастерство даст маху. Так что до недавнего времени у нас с вами было одно дело, коллега.