не заорать. Ну и не высказать своё отношение к ней. Если раньше я только сомневался в её любви к своим детям, то сейчас это вижу наверняка. Ужасное чувство. Настроение катится к черту, а вот злость набирает обороты.

— То есть вы предлагаете, чтобы я вашей дочери сделал больно. При этом я останусь для неё козлом, а вы хорошей?!

— Я мать! Это в моих правилах — заботиться о чувствах дочери. Направлять на истинный путь. Мать для своих детей всегда должна быть святой.

— Только это не забота! — уже повышаю голос на поворотах. — Это всё что угодно, но не забота и любовь. Если бы вы любили своих детей, то приняли бы наши отношения. — уже на конкретных холостых горю. — И нет, я не откажусь от вашей дочери. Я люблю её и буду с ней. — подрываюсь с места, кидая пару купюр на стол. — Всего доброго, Ирина Васильевна.

Вечером Ремешков загоняет нас на тренировке. Сезон отыгран. Но этому старому хрену какого-то лешего от нас нужно.

— Вот какого хуя он до нас доебался? Сезон отыграли. Кубок наш. Че ему ещё надо?! — тарахтит Клим.

— Если бы Сомов почаще на тренировке появлялся, этот пёс бы на нас не отыгрывался. — вклинивается Тихон.

Вот только мне похуй на это замечание, Ремешкова и всех остальных. Сейчас, блять, у меня две проблемы. Это контракт, который вот-вот должен закончиться и родители Ани. Только вот с первой все и так решаемо, а вторая не так просто, учитывая их отношения ко мне. Знал, что с Аней легко не будет, но блять, таких проблем не рисовал так точно. Знаю, что у них Костенька на уме и от этого злюсь ещё больше. Бегу ещё мощнее, сильнее, выносливее кажусь. Мышцы после перерыва все помнят, но сразу работать в такую мощь отказываются. Только я иду напролом. Пот ебашит по всему лицу, рукам, телу. Тело языками пламени жжет. Форму хоть выжимай. И это не дождь, который прямо сейчас срывается на нас.

— Сомов, мать твою, куда, блять, стартанул? Мы не марафонцы, блять! — выговаривает Руслан, когда догоняет. — Пожалей остальных.

К концу тренировки я заряжен энергией и болью, которая пламенем разжигает все мышцы. Пульсирует даже в висках.

— Как тренировка? — спрашивает Тина, когда выходим из раздевалки.

— Ремешков как с цепи сорвался. Все тело, сука, болит, гондон старый! — выплескивает свое недовольство Ник.

— Так его жена вчера из дома выгнала, — делится новостями Тина. — Он ей с нашей завхозом изменил, пока она на конференцию в другой город летала.

— С Лидией Петровной? — удивляется Ник.

— Да ладно? Она ж весит, как добротный мамонт! — ржет Руслан.

— Ну, она вчера рано вернулась и застала их в постели вдвоем, — рассказывает Тина, пока выходим из академии. — Она его вещи через окно выкинула и его выгнала, в чем мать родила. Вся общага вчера этот цирк наблюдала, — смеется Тина, — как он голышом вещи свои подбирал по всему палисаднику. А Лидочка его у себя приютила.

— Пиздец. Ну, теперь он будет на нас отыгрываться, пока Шанина его не простит. — вздыхает Ник.

— Ну и что тут такого? Ну, сходил мужик раз налево, че сразу бунт поднимать. — возражает Клим. — Наоборот, радоваться должна, что с ней еще живет.

— Ты сейчас серьезно? — вклинивается в разговор парней Тина. — То есть для тебя измена — это нормально?

— Да, — не стесняясь, выражает свои мысли Руслан. Что возмущает Тину. — Мужчины по своей природе полигамны. Нам мало довольствоваться одной. Однообразный секс с одной и той же приедается, хочется чего-то новенького.

— Слава богу, что я не твоя жена. — поднимает руки Тина.

— Я бы не стал так зарекаться, — дразнит её Клим. — Все в этой жизни возможно.

— Упаси Боже быть твоей! — открещивается Тина.

— Год назад ты думала по-другому, — ухмыляется Клим, а Тина напрягается. Что между ними произошло, никому неизвестно. Как бы ни колол Тину, она не говорит. Значит, там что-то большее, чем просто помощь, как она говорит.

— Я была наивной и глупой. — возражает ему.

— Будто бы сейчас что-то изменилось. — продолжает Клим эту перепалку.

— Хам, — не сдерживается Тина и отворачивается от Клима.

— От стервы слышу, — парирует Клим. Вот только его это забавляет, а Тина шумно сглатывает.

— Тебя подвезти? — разряжаю обстановку.

— Да. Я, собственно, из-за тебя тут торчу, — соглашается.

— Садись, — разблокировываю соточку и прощаюсь с пацанами. Увожу Тину. Выруливаем на трассу в молчании. Ни она, ни я ничего не говорим. Только когда к дому подвожу, начинает.

— Ладно, — набирает больше воздуха, как перед каким-то важным заявлением или вопросом. Я как кот, группируюсь.

— Ты собираешься Аню забрать из этой чертовой семейки? — огорошивает прямолинейно, даже взгляд не отводит.

— Собираюсь, — открыто делюсь своими мыслями. — Но всё не так просто, Тин, — добавляю.

— Отлично, — улыбается. — Аня хоть и любит тебя, но семья для неё тоже святое. Пойми. Сейчас ты должен быть сильнее её. Взять на себя ответственность и выдернуть её из лап родителей. Сама она не решится, — добавляет Тина.

— Когда планируешь делать предложение? — вот тут я теряюсь. Конкретно об этом не думал. Да и готова ли сама Аня к этому будет?! И что делать с её матерью? Отчимом? Как ни крути, Аня не захочет без их благословения…

— У Ани завтра дня день рождения… — кидает мысль Тина. — Так, на всякий случай говорю. Мало ли решишься, — выскакивает Тина из тачки и направляется к дому. А я тупо держусь за эту мысль.

Нет. Я вижу Аню своей невестой. Женой. Хочу её видеть рядом со мной. В белом платье. Я в костюме. Стоять, державшись за руки перед аркой, и давать клятвы друг другу, которые никогда не нарушим. Они будут нашим законом. Скрепить это все кольцами и одной фамилией. Но готов ли сейчас?!

Аппарат вне зоны доступа сети. В сотый раз за сегодня произносит с динамика робот, пока я неустанно набираю Аню за день.

— Сука… — взрываюсь уже на трассе. Обдумываю и пишу Поле.

Кирилл Сомов: Привет. Что у вас происходит? Я не могу до Ани дозвониться.

Только сообщение не доходит. Ни через час, ни через три.

Полина Бурцева: Привет. Полный треш. Мама хоть и не спалила Аню с вашим побегом из церкви, но ей доложили, что видели каких-то странных прихожан. Она её допытывала, но Аня не созналась. Они её наказали. Сидит в комнате одна, без связи. Завтра в её день рождения вернут.

Снова всплывает в мозгу то, как Бурцевы умеют наказывать. Сердце сжимается от боли. Что, сука, сделать ничего не могу. Она там одна,