Я боюсь запутать все еще пуще.

Мне тревожно за мою жизнь.

Я ни на йоту не сомневаюсь в том, что однажды, когда между нами будут лежать мили и годы, я еще посмеюсь над своим наваждением. Но сейчас я оставляю вас с полной уверенностью в том, что я лишил себя будущего, ибо ваш брат с неоспоримой достоверностью продемонстрировал мне власть, коей каменное перо обладает над настоящим.

Дуглас

Дуглас. Мой отец. Предшественник Принца.

Далее на письме каллиграфическим почерком Сказочника были сделаны пометки. Большая часть из них кратко описывала маршрут отца после их расставания, следуя за ним на протяжении нескольких лет. Последняя запись приводила в некую долину неподалеку от деревни на границе Лилии и Таливара.

Естественно, Принц понял все. Он сложил письмо в папку, сунул ее под мышку и уверенным шагом покинул кабинет, даже не потрудившись прикрыть за собою дверь. Он спустил по лестнице, в кромешной темноте нащупал выход и шагнул в ночь.

Конец истории

Принц замолчал.

Он окончил рассказ. Мое сердце бешено колотилось, как будто это я сам только что завладел папкой с новеллами моего отца. Мысли бурлили в моей голове, перебивая друг друга, наслаиваясь и разбегаясь. Мне захотелось сказать сразу миллион совершенно не связанных вещей, но я почтительно сдерживался, боясь нарушить тишину. Я безуспешно попытался усмирить беспокойные думы и выстроить их друг за другом в некое подобие логической цепочки, но я был слишком возбужден.

Молчание затянулось. Я не мог больше его выносить. Я не выдержал:

– У меня только один вопрос, – выпалил я, выбрав самую неуклюжую увертюру из всех возможных.

– Это даже оскорбительно, – грустно усмехнулся Принц. – Подумать только, один!

– Допустим, потом будут другие, – уступил я, – но пока только один.

Принц вздохнул.

– Выкладывай.

– Почему ты не написал сказку про Сказочника?

Принц ошеломленно посмотрел на меня. Я пожал плечами.

– Мне это кажется таким очевидным, – сказал я почти виновато. Я не совсем понимал, чему он так удивляется. – Ты ведь мог прекратить свои мучения, написав про него что-нибудь этакое вместо того романа о Батафи. Например, как он разорвал с тобой Контракт, выплатил тебе все деньги и пропал.

– Ты совсем ничего не понял, – промычал Принц, отводя взгляд.

Я был ужасно доволен собой. Видимо, он об этом просто не подумал.

– Я не подумал об этом, – внезапно сказал он, поворачиваясь обратно. Я несколько изумился. – Но мне не кажется, что каменное перо способно вот так запросто взять и сотворить чудо. Оно может только качнуть маятник в ту или иную сторону, понимаешь? Но не придумать для него новое направление.

Я не понимал.

– Ты поймешь, – неуверенно сказал Принц. – Это инерция жизни.

– Откуда тогда взялись все эти письма для почившего клерка?

– Оттуда, что его мать желала, чтобы он оказался жив, не меньше, чем герои моей сказки.

Это было правдоподобно, но…

– А смерть Доменико? – не сдавался я.

– Я, видимо, очень желал его краха, – признался Принц.

– А Сказочнику ты краха не желал? – вскричал я. – Почему бы просто не признать, что это перо – всемогущее, а ты упустил великолепный шанс?

– Да пойми же ты! – вскочил Принц, повышая голос.

Я вжался в плащ, на котором сидел, пасуя перед его напором.

– Пойми же ты, что это не волшебная палочка! Это черт знает, что! Оно не берет вещи из ниоткуда, оно… Оно… – Принц запнулся, подбирая слова. – Оно берет их из тебя! – выплюнул он. – А сказку про Доменико писал не я, позволь тебе напомнить. Его убил не сюжет, его убило то, во что превратился Батафи! Это совершенно, абсолютно другой случай.

Я, должно быть, выглядел очень напуганным, потому что он отступил на шаг.

– Пойми, – повторил он, немного совладав со своим гневом, – что мысли о том, чтобы сознательно навредить Сказочнику, у меня не было. И, наверное, не могло быть. Я паниковал. Я хотел все исправить. Я боялся его, себя, власти пера. Даже приди мне такая идея, я бы остерегся играть с настоящим и ухватился бы за посмертную биографию Батафи. И как новая, даже самая безобидная сказка о Сказочнике повлияла бы на меня? Ты думаешь, все так элементарно просто? Я до сих пор содрогаюсь от ужаса, когда вспоминаю о клерке Альфредо и его матери. Одному богу известно, какие еще последствия имело мое вольнодумие. А когда на горизонте снова возник Батафи и подвел меня к чему-то другому, я не сопротивлялся и с благодарностью принял его предложение. Вот и все. И перо я оставил там, потому что мне уже было тошно смотреть на него. Да, сейчас я почти жалею об этом, хотя бы потому, что на моем месте теперь могут потом оказаться другие. И еще по ряду причин.

Он сел и устало обхватил лицо руками. Костер продолжал мерно потрескивать, бросая неровные отсветы на его силуэт. Он молвил:

– Мне тяжело до тебя достучаться. Я битый час пытался объяснить тебе ход моего помешательства, а ты пытаешься сделать из него логическую задачку.

Да, я отказывался его понимать. Вместо этого я спросил:

– Как ты думаешь, зачем Сказочнику все это нужно?

Принц удрученно покачал головой.

– Я не знаю. Как я могу знать. Но в одном я уверен – все, что происходит сейчас, происходит по его велению. Он оставил мне папку с материалами твоего отца для того, чтобы я нашел тебя. Нет смысла это скрывать. Ты и сам обо всем догадался.

– Или я, или Изабелла, – обреченно кивнул я.

– Именно так, – грустно согласился Принц.

Следующий день выдался удручающе скудным на происшествия. Мы понуро шагали по лесу. Каждый из нас был погружен в собственное молчание. По нашим расчетам, до долины оставалось два дня пути.

Я предпринял еще одну попытку систематизировать свои впечатления от рассказа Принца, но получилось так себе. Я одновременно хотел и страшился спросить его о содержимом той самой папки, и потому по своей доброй традиции так ничего и не предпринял. К моему облегчению, на привале вечером он сам заговорил об отце.

– Я ведь не раз перечитывал его работы за этот месяц, – неожиданно сказал Принц, когда мы отужинали и сидели теперь у костра.

– Чьи? – я сделал вид, что не понял.

– Твоего отца.

Теперь, когда разгадка была так близка, мне самым естественным и малодушным образом в одночасье не захотелось слышать ничего больше, но Принц беспощадно продолжил.

–Дуглас писал страшные сказки.

Я вновь промолчал.

– Хотя,