– Я вот все думаю…о нашей встречи. Как же так произошло, столько случайностей, столько, – ей было трудно подобрать слова, – столько всего встало в один ряд и мы встретили.

«С одним рядом я, конечно, загнула что-то».

– Как мы говорили раньше, – Антуан прижал ее ближе к себе, – это судьба. Не просто случайность, не просто стечение обстоятельств, – «вот, точно, «стечение обстоятельств», забыла сейчас это выражение. Один, елки-палки, ряд…» – а именно судьба. Ведь, если бы я был занят, то тебя подвозил бы кое-кто другой, и не факт, что он бы тебе понравился.

– Согласна. Но, если бы вместо меня отправили другую сотрудницу, то, как мне кажется, вряд ли бы ты предлагал ей билеты на футбол…, – она вспомнила одну из коллег по работе, которая тоже претендовала на это поездку. Она настолько ее не любила, что в мыслях или с близкими людьми говорила о ней только два слова – отвратная женщина, – уж поверь мне.

– Верю, – улыбнулся он ей, а она в ответ улыбнулась ему, – а может все было бы не так. Мало ли того, что происходит в жизни, влияет на нашу судьбу? Так, если задуматься, то и смерть моего отца, – он облизнул верхнюю губу, – тоже влияет на нашу встречу. Может быть, все было бы не так, будь он сейчас жив. Кто знает.

– Да, ответа не знает никто, – загадочной интонацией сказала Екатерина.

– Только Господь, – вставил Антуан.

– Если он есть, – поправила Екатерина.

– А ты сомневаешься? – с добрым вызовом в голосе спросил он.

– Давай сейчас не об этом. И давай без споров, – она прижалась к нему и положила голову на грудь.

– Конечно, милая, – он стал гладить ее по голове.

Они просидели так немного. Потом Антуан посмотрел на часы.

– Нужно одеваться уже. Уже пятьдесят минут.

– Да-а, – с грустью в голосе ответила Екатерина.

Они встали и стали собираться. Екатерина сняла халат, чуть прыснулась духами, надела лифчик, а сверху – летнее платье. Антуан быстро оделся в ту же одежду, в которой приехал в Москву.

Без трех минут шестнадцати Екатерина повернула ключ в дверном замке, несколько раз дернула дверь, чтобы проверить закрыта ли она, а затем они вдвоем, Антуан нес свою сумку, а у Екатерины была только небольшая сумочка, где лежали ключи, документы, кошелек, и всякая мелочь, пошли из парадной на улицу.

Только они закрыли за собой дверь в парадную, как подъехала машина. Водитель, лет сорока – сорока пять, не заглушая мотор, вышел, подошел к ним, чтобы взять сумку и положить ее в багажник, а Екатерина и Антуан в это время садились в автомобиль. Водитель тем временем уже захлопнул багажник, вернулся в машину, уточнил место куда ему ехать, а затем тронулся с места.

В машине они практически не общались, а ехали вдвоем на заднем сиденьи, держась за руки и порой смотря в глаза друг другу. Машина двигалась плавно, размеренно в потоке других автомобилей. До аэропорта они добрались примерно за тридцать пять минут. Екатерина расплатилась по счетчику и они вдвоем вышли из машины на улицу и практически сразу зашли в здание аэропорта. Когда они сели в зоне ожидания рейсов, часы на руке Екатерины показывали ровно семнадцать часов.

Они сели среди нескольких десятков таких же пассажиров, провожавших. Кто-то улетал отдыхать, кто-то работать, кто-то к любовникам и любовницам или наоборот обратно к семье, а кто-то улетал навсегда, прощаясь с этим городом, который никогда больше не увидит.

«Когда не хочешь отпускать человека, то до последней минуты хочешь, чтобы он не улетал. Хочешь, чтобы самолет не выехал на полосу, чтобы его шасси не оторвались от земли, чтобы тот, с кем ты хочешь быть побыл с тобой хотя бы лишнюю минуту. Это с одной стороны. А с другой – лучше быстрее расстаться и быстрее, чтобы он улетел. Тяжелее всего переносить это ожидание. Это как со смертью, что ее ожидании хуже ее самой. Так и здесь – ожидание отъезда хуже самого отъезда. Ты видишь человека, его эмоции, испытываешь чувства к нему. И ты не хочешь, чтобы он тебя покидал, но одновременно с тем хочешь, чтобы он уехала как можно скорее. Дрянное это чувство. Но это у меня так, у других, возможно, иначе. Но ждать…нет, это самое для меня трудное».

В семнадцать тридцать объявили посадку на самолет. Антуан взял сумку и они вдвоем с Екатериной пошли к месту регистрации. Оно, как и положено, огорожено и туда допускаются только пассажиры. Провожающие прощаются раньше. Вот и Екатерина с Антуаном встали чуть в стороне от прохода. Антуан поставил сумку на пол и обнял ее. Она прижалась к нему и скрестила ладони за его спиной между лопаток. Они молчали и просто стояли, обнявшись.

– Я скоро уже вернусь, милая, – прервал молчание Антуан, – недолго мы с тобой будем порознь.

– Я понимаю, – не отрывая лица от его груди сказала она.

– Уже через неделю будем вдвоем в Санкт-Петербурге. Обещаю.

– Хорошо, – она подняла на него глаза.

Они кротко поцеловались.

– Мне пора уже.

– Хорошо, – она отпустила плавно, скользя по одежде, свои руки. После этого он разжал свои.

– До встречи. И жди звонка, – он улыбнулся.

– Уже жду, – она улыбнулась в ответ, – пока.

– Пока.

Он пошел к регистрации на рейс, потом сдал свой багаж и скрылся от глаз Екатерины так больше и не обернувшись.

Она дождалась вылета самолета, а затем не торопясь поехала домой.

Дома она разделась и сразу пошла в душ, где провела длительное время под теплыми струями воды, которые капали с ее лица вперемешку с каплями слез. После того как вышла и надела халат, она сделала себе чай, выпила его без бутербродов или сладостей. Улыбнулась, посмотрев на вечернее небо из окна кухни, а затем пошла в спальню.

Там она сбросила с себя халат, повесила его на спинку стула, и без какой ибо одежды легла под одеяло. Блаженная улыбка была на ее лице, ведь теперь у нее новый стимул – ждать их встречу в Петербурге с Антуаном. Ведь до этого всего неделя.

Через минуту она уже видела первый сон.

Следующие несколько дней пролетели для нее очень быстро. Она работала «с головой», одновременно решая вопрос и оформляя документы для перевода. Выходные она провела бездельно, только гуляя, отдыхая и совсем немного убираясь в квартире. Но в один из вечеров она наконец-то услышала телефонный звонок, который так ждала. Это был вечер вторника.

Она сняла телефонную трубку:

– Алло?, – она поправила волосы, которые