Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ха-ха-ха! Ты, конечно, остроумен. Про Достоевского соглашусь, нудный засранец. Я и десять страниц не освоил. Жвачка для нищих. Но вот Гагарин-то почему?
– О-о-о! Это же самая большая разводка на земле! Тупого качка из деревенской семьи долго тренировали, как законсервированную собачку, служащую удовлетворению любопытства партийных говнюков. А потом даже не поблагодарили толком, а тупо грохнули, чтобы не возиться с героем. Нет ничего идиотичнее, чем история про первого советского космонавта. Мы нашего дурачка хотя бы не отправляли в реале ни на какую Луну и жить оставили. Мы – «лучшие люди». Гуманисты. Ха-ха!
– Ну хорошо! Твоя взяла. Все это русские этюды черни. Но давай вернемся к сценарию. Я думаю, должна быть уже на объекте показательная смерть и срочные выборы. Сначала одного, возможно, что второй и сам одумается.
– Лондон?
– Ну конечно. Не Вашингтон же. Ну, пойдем, пойдем! Покажем мою новую книгу Саре. Мне не терпится увидеть, как из нее вылетит: «О мой Бог! Кажется, я тогда вышла не за того ковбоя замуж!»
А через два дня после этого чудного разговора на Лонг-Айленде состоялся еще более чудной разговор в Бангалоре в головном офисе одного из крупнейших в Индии инвестиционных фондов. Как говорила Алиса в Стране Чудес: «Все чудесатее и чудесатее, и нет чудес страньше…»
Пожилая сухая и агрессивная, как готовая к спариванию самка богомола, американка по-матерински склонилась над очень напряженной индийской директрисой этого самого фонда, деловой женщиной лет сорока, одетой в джинсы, толстовку и резиновые шлепанцы. Богомолиха похлопывала ее по руке и параллельно что-то искала на мониторе.
– Ты только не волнуйся, моя дорогая! Жизнь – такая невероятная вещь, и я верю, что все испытания нам только на пользу. Но мы с тобой должны решить, что же со всеми этими чудесами будем делать, пока ситуация не стала достоянием прессы. Особенно лондонской прессы. Ну, ты, я надеюсь, понимаешь. Положение мужа обязывает…
Наконец тетке-богомолу удалось найти нужную папку на майкрософтовском рабочем столе, и на экран высыпалась пачка фотографий.
– Во-о-от, смотри. Это вас обоих в роддоме сфотографировали. Но братику Ашоку тогда поставили диагноз вероятного ДЦП. О том, что есть второй малыш, никто ведь не знал. Он лежал в животе у мамы сзади, ты его полностью загородила. Аппаратов УЗИ тогда таких хороших не было. Когда ты вылезла на свет, думали – всё, а потом он пошел наружу, ну и там суета, щипцы. Мама твоя лежала без сознания. Когда его вытащили, гематома у младенца была на полголовы. Все запричитали: мозг поврежден, ДЦП точно. Отец решил не говорить твоей маме и отказался от мальчика. Его забрала и усыновила медсестра, которая принимала роды. Его и оформили под ее фамилией и назвали Ашок. Опухоль с головы у ребенка постепенно спала. Диагноз ДЦП не подтвердился. Только у мальчика бывали периодически сильные мигрени, и тогда он начинал драться в школе, в университете… – Американка замолчала и отошла к окну.
Женщина за столом лихорадочно листала на экране альбом с фотографиями. Вот малыш, хорошенький, большеглазый, пухлый. Вот он в школьной форме в каком-то социальном заведении в Пенджабе, а вот уже подростком с очень полной женщиной в национальном сари, наверное, с приемной мамой… Здесь папка обрывалась. Она вытерла слезы, выступившие на глаза, и вопросительно взглянула на Богомольшу. Та чертила что-то тонким узловатым пальцем по окну, как насекомое усиками, и, казалось, почувствовала немой вопрос собеседницы. Не поворачиваясь, словно каждое слово давалось с большим трудом, американка продолжила:
– Ну а потом случилось, что случилось. Семья была очень бедная. Мальчик учился в университете благодаря помощи и пожертвованиям брата приемной матери, дяди Раджеша. Карманных денег не было совсем. У него начался на лекции очень сильный приступ мигрени, и он пошел и украл лекарство в аптеке. Лекарство было дорогое. Швейцарское. Его задержала полиция. Штраф внести не смогли. Дядя отказался. Мальчику дали полтора года срока. Ну а в тюрьме с твоим братом случилось то, что иногда случается во всех тюрьмах мира. Его изнасиловал сокамерник…
Молодая женщина за столом вскрикнула и закрыла лицо руками. Комната кружилась у нее перед глазами. Мать, отец, лицо мужа, камеры и микрофоны прессы, лицо братика Ашока с его детской фотографии – все неслось каруселью. Казалось, еще немного, и в комнате грянет песня Aadhi Main, Aadhi Vo и Богомольша понесется в танце, вскидывая над головой тощие руки.
Тетка у окна поняла, что пережала с театральностью, девочка-то все-таки в Лондоне училась. И повернувшись к столу, уже без аффектации, спокойно закончила историю:
– Но, дорогая, нас всех судьба ведет. Там Ашок понял, что он женщина в теле мужчины, и три года назад он на средства моего фонда приехал в LA и сделал операцию по смене пола. Ну а мы, когда изучали медицинскую историю Ашока, обнаружили все вот это. Ну и слава Богу, что такая информация оказалась у меня в руках, у твоей подруги, а не у дяди из Пенджаба, который мог бы решить на таком подзаработать. Так что давай думать, что будем делать. А через два часа твой/твоя брат/сестра приедет сюда знакомиться. Ее имя теперь Аарти. Все-таки в вас течет кровь зороастрийцев. Магическая кровь. Не забывай, моя принцесса.
Но директриса богатейшего фонда Индии, жена премьер-министра Великобритании, дочь крупнейшего индийского миллиардера рыдала как ребенок, положив голову на руки. Какое могло быть решение в этом практически идеальном Болливудском сюжете?..
Через полчаса, после успокоительных капель, объятий и увещеваний, было решено, что часть правды из этой истории придется правильно подать народу Великобритании и Индии, потому что люди достойны правды и милосердия. А то, что вновь обретенная сестра жены премьер-министра Великобритании, Аарти, – трансгендер, это даже прекрасно. Это примирит премьер-министра с ЛГБТ-лобби Великобритании и США и поможет ему в карьере. Он слишком успешен и богат, чтобы быть любимым правителем в современном, построенном на тотальном чувстве вины и справедливости обществе. Близкая родственница-трансгендер