ваша тётушка, Клара Генриховна, — произнесла горничная голосом, полным тревоги.

— Хорошо, — тихо произнесла Наталья, — скажите ей, что я скоро приду.

Действительно, через несколько минут в комнату Клары Генриховны вошла бледная, точно призрак, Натали в простом сером платье. Не поднимая глаз, она тихо встала у двери и стала ждать, когда «тётушка» обратится к ней.

Из глубины комнаты раздался твёрдый властный голос, в котором никогда не было ласки, даже в её детские годы.

— Подойди ко мне, дитя моё, — произнесла пожилая леди.

Натали молча послушалась и сделала несколько шагов вперёд.

— Ближе, дитя моё, ближе, — продолжала леди, — вот так, чтобы я могла тебя видеть.

Натали взглянула перед собой: в полумраке на пурпурном высоком кресле сидела Клара Генриховна, глаза её блестели, отражая свет свечей, и казались огненными. Страх сковал девушку, и она виновато опустила голову на грудь.

— Отчего же ты не приходила ко мне? — стараясь казаться заботливой, произнесла госпожа Уилсон. — Я волновалась за тебя.

— Простите, я не знала, что вы хотели меня видеть, — дрожащим голосом сказала Наталья.

— Полно, дитя, полно, ты ведь нарочно избегаешь меня? Ведь так? Скажи, с кем ты была всё это время?

— Я… я… я не понимаю, о чём вы? — старясь не потерять самообладание, заговорила Натали, чувствуя, как кровь приливает к щекам и всё внутри холодеет от ужаса.

— Всё просто, дитя моё, всё очень просто, — продолжала старуха. — Ты была с этим несчастным поручиком, ты пряталась от меня по всему замку, ты не хотела даже видеть меня, меня, ту, которая когда-то дала тебе приют в этом доме…

— Но дядюшка… — возразила Наталья, из последних сил удерживая слёзы, однако госпожа Уилсон перебила её.

— Он умер, как и должен был поступить ещё много лет назад, а ты, неблагодарная девчонка, вместо того, чтобы исполнять волю своей благодетельницы, ведёшь себя как самая непотребная девица! Знай же, что я хочу, чтобы ты вышла замуж за Антона Сергеевича Миндальского!

— Но… но тётушка! — слёзы бежали по щекам девушки, не давая ей сказать ни слова.

— Антон Сергеевич любезно согласился погостить у нас ещё немного, и запомни, что именно он предназначен тебе в мужья. Слышишь? Только он!

Натали закрыла лицо руками и задрожала всем телом. Слышались частые прерывистые всхлипы, от которых, наверно, шевельнулось бы и каменное сердце.

— Не плачь, дитя моё, — успокаивающе произнесла Клара Генриховна, — мне известны все твои печали. Твоя судьба очень похожа на мою. Поверь, так будет лучше для всех, и в первую очередь для тебя.

Тут Натали, не выдержав, упала на колени к ногам госпожи Уилсон, и, обхватив их руками, горько рыдая, произнесла:

— Прошу вас, не делайте этого! Я люблю другого!

Пожилая леди склонилась к бедной девушке. Какая-то злая улыбка исказила на миг морщинистый рот, горящие глаза впились своим взглядом в лицо несчастной. Натали почувствовала, как холодная жилистая рука с длинными острыми ногтями сдавливает её горло, не давая дышать. Она затрепетала от ужаса, не в силах даже шевельнуться. Над ней звучал властный жестокий голос.

— Ты никогда не выйдешь за него замуж. Если ты не станешь женой Миндальского, твоя жизнь превратится в ад, поверь мне, я устрою так, что ты больше не увидишь белого света на этой земле. Я уничтожу всё, что тебе дорого, все возненавидят тебя, ты поняла? А офицерика твоего я отправлю так далеко от тебя, что он никогда не вернётся, слышишь, никогда! Он сгинет где-то на дальней границе, умрёт в сырой крепости, погибнет от пули безымянного врага! И я сделаю так, что умирая, он будет проклинать твоё имя! Он отвернётся от тебя! Отвернётся даже раньше, чем ты думаешь!

В воображении Натальи тут же возникли все те ужасы, о которых ей говорила госпожа Уилсон, все страхи ожили в её душе, и от отчаянья она почти лишилась чувств, упав на ковёр у ног старухи, вдохновлённой своей чудовищной речью. Уже не было сил плакать. Тело больше не слушалось, парализованное отчаянием.

— Ты его даже не знаешь, — уже смягчившись, продолжала жестокая опекунша, — ты веришь ему сейчас, а он предаст тебя, оставит, забудет… — голос старухи звучал торжественно и плавно. — Он такой же мужчина, как и все остальные, ему нужно твоё тело, твоё приданое, но ты сама ему не нужна. Ты никому не нужна, поверь мне! Я давно живу на свете и знаю людей. Делай то, что я тебе скажу, и ты обретёшь счастье, которое ищешь!

— Я… я… не хочу… — всхлипывала Наталья, уже не в силах сопротивляться натиску хозяйки Уилсон Холла.

— А теперь встань, дитя моё, — произнесла Клара Генриховна.

Натали послушно встала, и лицо её было ещё бледнее, чем накануне, а на щеках застыли дорожки слёз. Старуха глянула на неё ещё раз, сверкнув огоньками бесчувственных глаз, полных высокомерного презрения.

— Теперь иди, — сухо сказала она, — оставь меня и хорошенько подумай над тем, что я тебе сказала.

Девушка вышла из комнаты, закрыв за собой тяжёлую дверь, точно во сне сделала несколько шагов по коридору, и вдруг всё помутилось перед глазами, завертелось, зашумело, и она упала на чьи-то сильные руки, подхватившие её.

Когда сознание вернулось, Натали решила, что всё ещё бредет: перед ней было лицо Александра Ивановича, который с волнением глядел на неё. Когда же Наталья поняла, что это вправду самый дорогой для неё человек, то она залилась слезами, прижавшись к его плечу, и он заботливо обнимал её за плечи и гладил её тёмные волосы.

— Милый, дорогой мой, знай, я не предам тебя, я всё вытерплю, но не буду женой Миндальского, ничьей не буду, только твоей, — шептала она, всхлипывая и роняя крупные капли слёз с густых чёрных ресниц.

— Не печалься, милая, — утешал её Александр, — я не отдам тебя никому, пусть против нас будет хоть сто Миндальских, я не оставлю тебя, и если надо будет, я готов драться за тебя, хоть с самим дьяволом.

Александру Ивановичу непременно захотелось вызвать старого Миндальского на дуэль, ведь тот представлялся для него самым главным злодеем и источником всех бед на земле, и он даже не подозревал, каково может быть женское коварство. Теперь он чувствовал, что у него хватит мужества вызвать любого на поединок, и он не побоится военного трибунала. Он обязан, просто обязан убить Миндальского, чего бы это ему ни стоило. Однако судьба на этот счёт имела несколько иные планы, и Антона Сергеевича ждала другая, не столь героическая кончина.

Неожиданно прямо на них вышел Павел Егорович, вид у него был обеспокоенный, он казался чем-то