На последнюю реплику Шведов ничего не ответил, поначалу только отмахнувшись, потом нехотя кивнул, жёстко почесал затылок и отставил ружьё в сторону.

О, прогресс, руку протягивает! Вот и пусть побеседуют, раз получается.

Добрую идею Миша предложил, они со Шведовым близки по возрасту, знакомы гораздо лучше меня, что-то в памяти отложилось. Вот и первый результат — напомнил, зашёл по-человечески, пружина и ослабла. Затворник смягчился, хотя бы визуально став обычным уставшим промысловиком, отвыкшим за время вынужденного одиночества от людского общения. Значит, будут и человеческие ответы, которые позволят разогнать сгущающийся туман. Тем более что никаких фактических оснований для всей этой мистической истории, надеюсь, не вскроется.

Подожду. Отойдя в сторону метров на десять, и поглядывая на тихо разговаривающих мужиков, достал из кармана рацию и отдал распоряжения: Катерине пока оставаться на месте, Сашке идти к нам.

— Артём Павлович, метеостанция сейчас закрыта? Ключ у вас? — крикнул я, решив, что вполне успею отбить радиограмму в штаб и доложить о ходе проведения операции. Можно и с судна связаться, но неплохо бы проверить здешнюю аппаратуру. Кроме того, антенны тут покруче, так что связь гарантирована.

— Сейчас принесу! — совершенно нормальным голосом откликнулся промысловик.

Суетно, нервно всё как-то.

Получив ключ, я отправился в метеостанцию, где неожиданно почувствовал, как на меня навалилась странная усталость, и испугался этой внезапности. Особой силой я никогда не отличался, но могу с уверенностью похвастаться, что очень вынослив физически, это сильно помогло на экзаменах при поступлении в Арктическую Бригаду, конкурс был очень жёсткий. Откровенных культуристов и гигантов у нас в подразделении не было, все ребята сухие, жилистые, стойкие. Легкоатлеты, лыжники, пловцы. Могу долго бегать с грузом, монотонно работать. Изнурительные армейские тренировкам, постоянные марш-броски пешком и на лыжах ещё более укрепили организм. Я в принципе редко устаю, на гражданке для этого просто нет нагрузки. А тут накатило...

Перед глазами плыло марево, ноги подкашивалось, сильно клонило в сон. Скорее всего, тут не физика, а мандраж руководителя, отвечающего за всё, что может произойти, за подчинённых и за выполнение задачи. Не до конца ещё освоился с ролью начальника команды гражданских, до сих пор учусь, слишком много нервничаю.

Есть у меня аварийный «рецепт бодрости», очень эффективный. Но сразу скажу, что воспользоваться им можно не всегда и не везде, фонить будет, он на алкоголе. Это известный многим горникам и альпинистам «Допинг Абалакова», названный именем знаменитого автора напитка, легендарного советского «Снежного барса», покорителя всех семятысячников. Приготовить его несложно. Берётся двести грамм тёмного шоколада без добавок, и столько же коньяка, по личным предпочтениям или любого. Коньяк доводится до кипения, в этот момент в него крошится шоколад и перемешивается. Потом в полученную смесь выжимается сок двух среднего размера лимонов. Дикая вещь. Одна стопка даёт организму две с половиной тысячи килокалорий. То есть, даже если желудок пуст, калорий будет достаточно для длительного перехода. По опыту могу сказать — хлебнешь, и становишься бодрым, как взведенный курок револьвера. Конечно, пользоваться таким горючим нужно с осторожностью, с оглядкой на собственное здоровье, особенно на сердце.

К сожалению, эта амброзия осталась на судне.

Дотронулся пальцами до висков, посчитал пульс. Давление нормальное, пульс сонный. Восстанавливая работоспособность, я с ускорением двадцать раз отжался от дощатого пола, а потом и на костяшках, пока не заболели, попрыгал. Сердце забилось чаще, жить стало веселей. Ничего интересного в помещении метеостанции, а по совместительству и радиоузла не было. А связь была, я справился минут за пятнадцать, отправил РДО и, закончив осмотр небольшого помещения, вышел на улицу.

Тем временем к избе промысловика подоспел Васильев, который мрачно поглядел вслед опять куда-то уходящему Шведову. Парень покрутил пальцем у виска, открыл рот, и я услышал, как Михаил его заранее остановил:

— Брось, Саша, ушибло мужика.

— Ха! Молчу.

Механик тихо начал что-то рассказывать.

— Что у нас плохого? — спросил я, подходя ближе.

— В дом не пускает, Алексей Георгиевич, вот же куркуль махровый, — заругался Александр, недовольный уже первыми сведениями, — говорит, что на летней веранде чай соберёт. Нужен нам его жидкий чай с травой! Лучше бы вообще связать его, ненормального. Тугой какой-то дяхон, и морда у него странная, словно завороженная. Он, поди, тут с нечистой силой поручкался.

— Эко, молодой-то у нас, командир, глянь, ну во всём разбирается! — усмехнулся Мозолевский.

— Отставить подозрения и разброд в рядах. Миша, докладывай, чего выяснил.

А выяснил он вот что.

Вертолёт упал возле заимки или зимовья, как говорят на северах, стоящего недалеко от приметного на реке места с двумя ручьями-речками. Среди старожилов этих краёв первый ручей, Никаноровский на карте-пятисотметровке, в просторечье назывался Пьяным. Когда-то баркасы, проводившие дальше на плотбище караваны длинных дощатых лодок-илимок с работниками, останавливались возле него, и люди выходили на берег, чтобы перекусить да выпить, отмечая тем самым прохождение долгого и сложного участка пути. А на другой стороне в Сым впадает более мелкий ручеёк, на картах не обозначенный, шумный только весной. Его тоже назвали соответственно — Перекур.

Возле этих речушек на бережку лодочники и останавливались отдохнуть физически, готовясь на время стать лямщиками — при низкой воде пару километров гружёные илимки нужно было тянуть вверх по реке. Во время войны, да и после неё, в сороковые годы прошлого столетия, в бригадах числилось много женщин, которые старались даже временный лагерь обустроить основательней, уютней. Они организовывались на Перекуре, с женской мудростью не желая соседствовать с шумными и беспокойными под градусом мужиками. Эти разбивали свой лагерь напротив, на Пьяном.

На старых картах место отмечено, как займка Шаманское, на новых его вообще нет, даже отметка «нежил.» отсутствует... Люди в этой точке обосновывались и бросали, снова приходили и опять покидали место, за годы многие попробовали зацепиться. Одно время заимку использовали промысловики, потом она сгорела, в девяностых годах новую избушку строила перебравшаяся сюда с Дубчеса небольшая семья старообрядцев-беспоповцев, сохранивших старое название жилья. Они традиции уважают, и в такой преемственности ничего зазорного не видят.

— Егеря где?

— В избушке трупы, внутри там и лежат с самого обнаружения, — ответил мне механик. — Или уже не лежат.

— Что, и ты загадками заговорил? — повысил я голос.

— Связать заколдованного! — опять предложил Санька.

— Брысь! Тела целые? Стоп, я не понял, а как же их медведи не разобрали по косточкам и тряпочкам?

— Там щеколда двусторонняя с секретом, можно открыть-закрыть с любой стороны. Незаметная прорезь для открытия снаружи и фиксирующий штифт изнутри, встречаются такие системы. Не хочешь, чтобы вошёл кто, фиксируй изнутри. А дверь всегда надёжно закрыта.