— Или вы можете приобрести полное возрождение.

— Что-что?

— Мы можем вернуть профайл вашего аватара в нужный момент времени. В вашем случае — в момент непосредственно перед тем, как вы понюхали Букет Погибели.

— Какого черта вы до сих пор молчали?

— Некоторых людей эта опция оскорбляет.

— Оскорбляет?

— Некоторые считают, что она размывает самый дух "Иной жизни".

— Ну, полагаю, что немногие отцы в моей ситуации будут так думать. А мы можем это сделать прямо сейчас? По телефону?

— Да, я могу принять платеж и дистанционно запустить полное возрождение.

— Ну, это лучшая новость, которую слышал за… может быть, за всю жизнь. Спасибо вам. Спасибо. И простите, что я только что был таким кретином. Так много стоит на кону.

— Да, я понимаю, мистер Блох.

— Просто Джейкоб.

— Благодарю, Джейкоб. Мне понадобится некоторая информация об аватаре и о дате и времени возвращения. Но давайте подтвердим: вы приобретаете полное возрождение за тысячу двести.

— Простите, вы сказали тысяча двести?

— Да.

— То есть: единица, двойка и два нуля, без запятой?

— Плюс налог. Да.

— Сколько стоит ваша игра?

— Это не игра.

— Бросьте, Уильямс.

— "Иная жизнь" распространяется бесплатно.

— И это что, какая-то шутка? Тысяча двести долларов?

— Это не шутка, Джейкоб.

— Вы сознаете, что мы живем в мире, где голодают дети и люди страдают волчьей пастью?

— Я это сознаю.

— И все равно считаете этичным запрашивать тысячу двести долларов за исправление ошибки в видеоигре?

— Это не игра, сэр.

— Чтобы заплатить вам тысячу двести, мне нужно заработать две четыреста. Это вы понимаете, верно?

— Сэр, не я устанавливаю цены.

— Я могу услышать менеджера?

— Желаете ли вы осуществить полное возрождение, или цена этой опции непривлекательна для вас?

— Непривлекательна? Лейкемия непривлекательна. Да это ебаный грабеж. Да как вам не стыдно?

— Я так понимаю, что вы не хотите приобрести полное возрождение.

— Понимайте это как коллективный судебный иск, который я подам на вашу компанию растлителей. Я знаю таких людей, которых ваши хозяева должны бояться как огня. Я знаю серьезных юристов, которые сделают это для меня в порядке дружеской услуги. И я напишу об этом в "Вашингтон пост" — в раздел стиля или в обозрение, — и там опубликуют, вот увидите, и тогда вы пожалеете. Не на того, блядь, нарвались!

Джейкоб учуял запах собачьего дерьма, но вообще-то он часто ощущал запах собачьего дерьма, когда злился.

— Прежде чем мы завершим звонок, Джейкоб, считаете ли вы, что я удовлетворил ваш запрос?

Мистер Блох дал отбой, затем прорычал:

— На хуй "ваш запрос". — Он глубоко вдохнул зловонный воздух, вновь взял в руку телефон, но не стал набирать никакого номера. — Помогите, — сказал он в пустоту. — Помогите.

Джулия сидела на кровати.

По телевизору шла реклама отеля, пленницей которого она и так уже стала. Картинка на стене отпечатана в пяти тысячах экземпляров — пять тысяч абсолютно одинаковых, абсолютно уникальных, дичайше банальных снежинок. Она взялась было набирать номер Джейкоба. И подумала, что надо пойти поискать Сэма. Вечно, когда у нее нет времени, приходится делать сразу кучу дел. А если надо чем-то заполнить несколько минут, никогда не придумаешь чем.

Уединение нарушил стук в дверь.

— Спасибо, что открыла, — сказал Марк, едва дверь чуть приотворилась.

— Глазок замазан, — пояснила Джулия, распахивая ее.

— Я вел себя ужасно.

— Да просто борзел.

— Вот, пытаюсь извиниться.

— Ты нашел свой внутренний монолог, и он сообщил тебе, что ты козел?

— Именно так.

— Ну что ж, позволь моему внешнему монологу поддержать это утверждение.

— Принял к сведению.

— Сейчас не лучший момент.

— Знаю.

— Я только что ужасно рассорилась с Сэмом.

— Знаю.

— Ты все знаешь.

— А я не врал, когда сказал детям, что всезнающ.

Джулия потерла висок и отступила, позволяя Марку войти.

— Когда Сэм младенцем принимался плакать, мы говорили "я знаю, я знаю" и давали ему пустышку. Так что он стал ее называть своей "Я знаю". Твое всезнание мне вдруг напомнило об этом. Много лет не вспоминала. — И недоверчиво покачала головой: — Да в этой ли жизни это было?

— Жизнь эта, человек другой.

Голос у Джулии стал как у окна, которое знает, что сейчас разобьется:

— Я хорошая мать, Марк.

— Так и есть. Я знаю.

— На самом деле хорошая. Не в том смысле, что просто прилагаю все силы к этому. Не просто.

Расстояние между ними сократилось на шаг, и Марк сказал:

— Ты хорошая мать, и хорошая жена, и хороший друг.

— Я очень стараюсь.

Когда Джейкоб привел домой Аргуса, Джулия почувствовала, что ее предали: Джейкобу она дала понять, что взбешена, а мальчикам продемонстрировала радость. И все же именно она прочла книгу по уходу за собакой и дрессировке. Прочитанное там было по большей части интуитивно понятно, но одно Джулию зацепило: совет не говорить собаке "нет", потому что она воспринимает "нет" как сущностную оценку — как отрицание ценности ее существования. Она будет слышать в слове "нет" свое имя: "Ты — Нет". Вместо "нет" нужно издавать негромкий щелкающий звук или говорить "а-а" или хлопать в ладоши. Каким образом можно знать столько о работе мозга собаки и чем уж настолько лучше ей будет зваться "А-а", Джулия даже не пыталась уразуметь, но что-то здесь казалось убедительным и даже важным.

Джулии нужна была сущностная оценка, подтверждающая ее ценность. Ей нужно было переназваться, нужно было слышать "Ты — Хорошая".

Марк поднес ладонь к ее щеке, и она отступила на полшага.

— Что ты делаешь?

— Прости. Это было неуместно?

— Конечно. Ты знаешь Джейкоба.

— Да.

— И знаешь моих детей.

— И их.

— И ты знаешь, что у меня сейчас довольно трудный период в жизни. И ты знаешь, что мы с Сэмом ужасно повздорили.