Лорен выходит из ванной в длинном белом халате, полотенце намотано на голову, затем она поднимает глаза и видит, что я стою посреди и спрашиваю: «Что тут за дела, зайка?», она тихо вскрикивает и пятится назад, но затем берет себя в руки и, сложив руки на груди и поджав губы, пронизывает меня ледяным взглядом — модель женского поведения, с которой я неплохо знаком.

— Как насчет того, чтобы потрудиться скрыть свою досаду и предложить мне бутылочку «Snapple»? — спрашиваю наконец я.

— Что ты делаешь здесь?

— Только не нервничай.

Она подходит к письменному столу, заваленному модными журналами, включает хрустальный торшер, роется в сумочке Prada и закуривает «Мальборо медиум».

— Немедленно убирайся отсюда.

— Эй, зайка, неужели мы даже минутку поболтать не сможем?

— Виктор, уходи! — настойчиво повторяет она, а затем хмурится. — Поболтать?

— Я покину помещение только после того, как мы побеседуем.

Она обдумывает эту фразу, морщится и затем заставляет себя поспешно спросить:

— Ладно. Как прошел показ у Тодда Олдема?

— Очень мажорно, — отвечаю я, расхаживая по комнате. — Поболтали с Эльзой Кленч. Все как обычно.

— Как поживает Эльза?— спрашивает она, по-прежнему не сводя с меня взгляда.

— Мы с Эльзой оба Козероги, так что прекрасно ладим друг с другом, — говорю я. — Здесь действительно так холодно, или это мне просто кажется?

— А в остальных отношениях?

— Ну, это было такое… эээ… ну, ах да… серьезное событие.

— Серьезное? — переспрашивает Лорен с некоторым сомнением.

— Одежда — это очень серьезно, зайка.

— Разумеется, ей так удобно протирать мебель, Виктор.

— Эй! — восклицаю я. — Выше нос, зайка.

— Виктор, немедленно убирайся отсюда!

— А ты что делала? — спрашиваю я, кружа по комнате и внимательно осматривая квартиру. — Почему тебя не было на показе?

— У меня были съемки для рекламы одного ужасного фильма, в котором я снялась с Беном Чаплином и Руфусом Сивеллом, — шипит она, с трудом сдерживая негодование. — Затем я приняла ванну с пеной и прочитала статью о невозможности истинных чувств в Верхнем Ист-Сайде в журнале «New Yorker». — Она гасит сигарету. — Беседа у нас вышла слегка утомительная, но все же мы немного поболтали. Дверь — вон там, на тот случай, если ты забыл.

Она проходит мимо меня через прихожую, застланную тканым ковром в берберском стиле и окаймленную прислоненными к стене марокканскими вышитыми подушками, и я оказываюсь в ее спальне, где валюсь на кровать, ложусь на спину, опершись о покрывало локтями, а мои ноги едва-едва касаются пола, в то время как Лорен проходит в ванную и начинает протирать полотенцем волосы. Над туалетом у нее за спиной висит плакат какого-то независимого кино, в котором снимался Стив Бушеми. Она так раздражена — хотя, возможно, это просто игра, что мне приходится сказать ей:

— Да перестань ты, я еще не так плох. Могу поспорить, что ты тусуешься с парнями, которые с утра до вечера только и твердят что-нибудь вроде: «А если я все же решусь купить новую „мазерати“? Думаю, у тебя в жизни такого хватает. — Я делаю паузу и добавляю: — Тоже.

Она находит полупустой бокал шампанского около умывальника и допивает его.

— Эй, — спрашиваю я, показывая на плакат в рамке, — ты и в этом кино снималась?

— К несчастью, — бормочет она. — Обрати внимание на то, где он висит.

Затем она закрывает глаза и массирует лоб.

— Ты только что закончила сниматься в новом фильме?

— Да.

Внезапно она начинает рыться в баночках с косметикой Estйe Lauder и Lancфme, берет массажный бальзам на масляной основе «L'Occitane» — Хлое тоже таким пользуется, читает список ингредиентов, ставит баночку на место, оставляет дальнейшие попытки что-либо найти и просто рассматривает себя в зеркале.

— А о чем он? — спрашиваю я так, будто это имеет какое-то значение.

— Ну, что-то вроде «Footloose», — говорит она, делает паузу, а затем добавляет шепотом: — Но только дело происходит на Марсе, — и ждет моей реакции.

Я молча смотрю на нее с кровати, и повисает долгое молчание.

— Это дико круто, зайка.

— Я плакала каждый день во время съемок прямо на площадке.

— Что, с парнем поссорилась?

— Болван.

— А я вот жду со дня на день роли в «Коматозниках 2», — роняю я, потягиваясь.

— Ты хочешь сказать, что мы с тобой в одной лодке, что ли? — спрашивает она.

— Элисон Пул сказала мне, что у тебя дела идут хорошо.

Она делает глоток из бутылки «Evian».

— Скажем так, работа скучная, но высокооплачиваемая.

— Зайка, я чую сердцем, что ты — звезда.

— Ты видел хотя бы один фильм со мной?

Пауза.

— Элисон Пул сказала мне, что ты…

— Я прошу тебя не упоминать имени этой сучки в моей квартире! — кричит она, бросая в меня щеткой.

— Эй, зайка, — говорю я, увернувшись. — Остынь, солнышко, иди ко мне.

— Что? — спрашивает она раздраженно. — Иди куда?

— Иди сюда, — мурлыкаю я, глядя прямо на нее и похлопывая ладонью по подушке. — Иди сюда.

Она смотрит на мое тело, распростертое на кровати. Рубашка вылезла из-под ремня, обнажив нижнюю часть моего брюшного пресса, ноги слегка раскинуты в стороны. Пиджак я снял еще раньше, пока ходил по квартире.

— Виктор?

— Да, — шепчу я.

— Что для тебя значит Хлое?

— Иди сюда, — шепчу я.

— То, что ты красавчик, еще не означает, что ты можешь позволять себе… — она запинается, подыскивая слова, — больше, чем другие.

— Я знаю, зайка. Это круто.

Я сажусь, продолжая не сводить с нее глаз. Она делает шаг ко мне.

— Давай, — говорю я. — Правильно.

— Что ты хочешь, Виктор?

— Я хочу, чтобы ты пришла ко мне.

— Что ты о себе возомнил? — спрашивает она, внезапно отступая назад. — Считаешь, что тебе положены дополнительные льготы за твою девичью красу?

— Эй, я — крутой перец, — пожимаю я плечами. — Попробуй кусни.

По ее лицу пробегает тень улыбки, которая говорит о том, что скорее всего она готова на все. Пришло время расслабиться и попробовать сменить подход. Я окончательно вытаскиваю полы рубашки из джинсов, чтобы мой брюшной пресс предстал ее глазам целиком, и раскидываю ноги еще шире, чтобы отчетливо выделялась выпуклость в области ширинки. Я предлагаю ей «Mentos».